Они быстро заняли позиции: Лилео пробралась ему за спину и обхватила сзади голову ладонями, а Лилей начал его раздевать, нависая сверху, и… и его черты стали меняться. На глазах у Сильвенио Лилей наращивал мышцы, становился выше и шире в плечах, кожа покрывалась многолетним загаром и врожденной смуглостью, волосы темнели и выпрямлялись, черты лица ужесточались и заострялись, а глаза из красных стали совсем черными. Сильвенио непроизвольно дернулся, едва не заехав затылком по носу прижавшейся к нему Лилео: это было уже слишком.
Аргза – с сахарной блаженной улыбочкой, с добрым-добрым взглядом невинного ягненка, с выражением умиления на лице – выглядел более чем жутко. Когда он поцеловал его, то Сильвенио почувствовал на губах привкус клубники и ванили: на завтрак Близнецы обычно предпочитали пирожные. Сильвенио стало дурно.
Выходит, не так уж хорошо они его изучили, если думали, что он когда-либо мог бы захотеть… это. Гибрид Аргзы и Лилея делал его глубоко несчастным одним своим видом, хотя Сильвенио не мог бы в точности сказать почему. И в то же время… у него родилась некая идея. Он почти не верил в ее успех, он боялся даже представить себе, что с ним будет, если эта последняя идея провалится, и он был уверен, что при любом исходе совесть вскоре заест его окончательно, потому что то, что он собирался сделать, противоречило и словам его, и принципам. Но он так устал, что не мог не попробовать. В конце концов, это был его единственный шанс.
– Вы… – Он решительно поднял глаза на продолжавшего раздевать его Лилея-Аргзу. – Вы делаете это неправильно. Я… я хотел бы видеть его другим. – И это была правда, но, конечно, не вся. – Позвольте мне… показать? Показать, чего я хочу… Показать, каким… каким он мне нравится больше.
Они не должны были на это соглашаться; если бы только у них имелась хоть капля здравого смысла… Но они лишь заулыбались еще радостнее и согласились.
И пустили его в свой единый на двоих разум.
Сильвенио и вправду показал им. Он откопал на глубине своей памяти самые интимные, самые сокровенные моменты жизни с Аргзой, открыл им все немногочисленные радости их совместного существования, подарил им все свои короткие мысленные признания, адресованные когда-либо этому человеку. Он показал им тепло его рук, его взгляды и улыбки, показал мельчайшие выражения его лица, которые когда-либо вызывали в Сильвенио неясную теплую волну, он показал им то, каким видел грозного Паука изнутри. Он дал им услышать успокаивающий ритм его сердца, ощутить живую вибрацию его энергии, прочувствовать некоторые сказанные им слова, которые когда-то запали Сильвенио в душу.