– Нет, не догадаетесь. – Лейтенант немного заважничал. – Фактически мы ищем отвратительного субъекта. Фальшивомонетчика.

– Бывают еще такие? – изумился Дуров. – Для меня фальшивомонетчик – это нечто, знаете ли, почти мифическое, нечто вроде кентавра.

– Да-да, – покивал лейтенант. – Бывают еще такие. Как вы думаете? Если бы не было, не искали б!

– И какие монеты у него? Рубли железные?

Мысль о присутствии в этой кипящей округе фальшивомонетчика почему-то восхитила Дурова. Представилось ему одинокое согбенное существо в каком-то темном балахоне с капюшоном, нечто вроде Слепого Пью из «Острова Сокровищ», бредущее с мешком фальшивых рублей по враждебному пространству, где циркулируют нормальные деньги.

– Пятидесятирублевые банкноты, – с полной уже важностью сказал лейтенант. – Третьего дня в ювелирном магазине сбыл несколько бумаг. Вчера разменял в гастрономе на окраине одну. Вот сделали у нас в лаборатории словесный портрет. Гляньте, товарищ, не встречали такого?

Лейтенант расстегнул портфель – у него оказался школьный чахлый портфелишко, – полез было туда, но отстранился: в портфель потекла влага с лица и рук.

– Словесный портрет – это, значит, по рассказам? По рассказам очевидцев? Позвольте я достану – у меня руки сухие.

Лейтенант позволил, и Дуров извлек из портфельчика словесный портрет негодяя.

На мгновение у Дурова даже задрожала рука. Он и не предполагал в себе такие запасы любопытства. На него смотрело словесное лицо, лицо как лицо, похожее на любое человеческое лицо, в том числе и на его собственное. Из особых примет на лице имелось: два глаза, два уха, один нос, рот, что-то еще, в общем, то, что составляет особые приметы всякого человеческого лица. Единственное, что окрыляло это лицо, были пушистенькие бакенбарды, слегка напоминавшие Беккенбауэра, футболиста-миллионера из Западной Германии. Бакенбауэры Беккенбарда – недурственно получается, а?

– Ха-ха, – сказал Дуров. – Встречаю таких ежедневно десятками, если не сотнями. Передайте привет мастерам словесного портрета.

– Юмор понял, – сказал лейтенант. – Конечно, лицо без особых примет. Бачки, конечно, не примета.

– Даже я это знаю, – сказал Дуров.

Посмеиваясь, он вернул словесный портрет милиционеру. Тот тоже засмеялся, но вдруг осекся.

– А вы… – начал он фразу и снова осекся. – А вы… куда… – Новая осечка.

Дуров увидел, как меняется цвет его глаз, как жиденькая голубизна сменяется мутно-серой стынью.

– Да вы, дружище… – Дуров расхохотался. – Да вы, я вижу, меня стали подозревать!

– Нет… что вы… – Лейтенант смутился. – Только вот вы сказали «даже я»… А кто вы?