– Мне не нравятся такие мероприятия, – Наари провела ладонями по бокам. – В этом наряде много оружия не спрячешь.

Кива вытаращила глаза: она не видела у Наари вообще никакого оружия и боялась предположить, куда именно та его распихала. У Джарена, как она заметила, на поясе висел кинжал: когда Кива открыла ему дверь, из-под камзола блеснула сталь, но не считая этого, он тоже казался безоружным.

– Но учитывая, что сегодня работает вся королевская стража, а Миррин приказала мне взять выходной, наверное, придется просто смириться. – Наари состроила недовольную мину. – Ладно. Пойдем?

Не дожидаясь ответа, она стремительно вышла. Кива собралась вслед за ней, но Джарен прихватил ее за локоть, останавливая.

– Наари ошибается, – хрипло произнес он. Голубые с золотом глаза прожигали огненные дорожки на коже Кивы. – Ты выглядишь не хорошо. – Он наклонился, и у Кивы перехватило дыхание, когда он прошептал прямо ей в ухо, касаясь ее кожи губами: – Выглядишь совершенно. Ты совершенна.

Кива с дрожью ответила:

– Это из-за платья.

Джарен усмехнулся, и ее кожа покрылась мурашками от его дыхания.

– Поверь, не из-за платья.

– Вы идете? – позвала из коридора Наари.

Джарен отстранился, сдерживая ругательства.

– Как думаешь, кто-нибудь заметит, если я прибью свой же Золотой Щит?

Кива спрятала улыбку:

– Теоретически?

– Конечно. Допустим, что так.

– Я все слышу! – отозвалась Наари.

Джарен вздохнул и приобнял Киву за талию, направляя ее к дверям и бормоча себе под нос:

– А может, и не теоретически…

Прибыв на маскарад, Кива обнаружила, что круглая бальная зала совершенно переменилась. Везде были люди, разодетые в золото и разные оттенки голубого, хрупкие маски прятали одни черты и выставляли напоказ другие. С золотого потолка сияли люминиевые люстры, с балкона высоко над головами играл струнный оркестр, а на уровне щиколоток змеилась полоска тумана, которую, очевидно, удерживала стихийная магия, как и парящие в воздухе огоньки, звездами летающие над головами танцующих пар. Панорамные окна в дальнем краю залы открывались на балкон, который выходил на Серин, и поверхность реки была усеяна множеством люминиевых свечей и сияла ярче лунного света, льющегося на город.