– Да, – сказала она, – но я заглянула сюда, когда мы… когда я искала жилье в городе. Теперь я иногда здесь работаю. Не так часто, как раньше.

Они поднялись на второй этаж, который в основном состоял из одной большой комнаты. Очевидно, она была ослепительно-светлой днем, потому что и ночью в ней было довольно светло. Уличный фонарь заглядывал прямо в окно и дарил своим вниманием всё вокруг. На полу лежал красивый изношенный персидский ковер; стол с львиными лапами как будто вот-вот мог подойти за печеньем и приласкаться. Повсюду стояли мольберты. Бетонная борзая нюхала воздух. Здесь было шикарно и необычно.

– Не знаю, кто здесь живет, – призналась Джордан, – но они мне нравятся. Мне кажется, это давние любовники, которым трудно ужиться вместе, но друг без друга им тоже трудно. Поэтому они договорились жить здесь в течение недели раз в три месяца.

Пока она разбирала сумку, Диклан переходил от мольберта к мольберту, разглядывая картины. В основном пейзажи, подробные городские ландшафты с характерными вашингтонскими вехами. На стенах висели черно-белые фотографии разных мест со всего мира. Диклан искал какой-нибудь намек на давних любовников, которые не могли жить ни вместе, ни порознь, но увидел только одну пожилую женщину, которая улыбалась в объектив. Она, видимо, была в восторге от того, что ее окружало, а не от фотографа.

– Я буду рисовать в темноте, – сказала Джордан. – Не хочу видеть, чтó создам, действуя только своими силами.

Он повернулся и увидел, что она стоит за одним из мольбертов, перед пустым холстом, а маленькая палитра, на которую выжаты восемь цветов, лежит на тонконогом столике в пределах досягаемости кисти. Скляночка с тирским пурпуром тоже была тут – нераспечатанная. Диклан просто смотрел на Джордан, с ее принадлежностями и холстом, ожидавшим его лица, и подумал о своем доме в Александрии и о братьях.

– Я не верю, что это твоя первая оригинальная картина, – сказал он. – Просто не может быть.

Он вспомнил, как быстро она писала копию Сарджента на Волшебном базаре. И как одурачила его с «Темной леди». Невозможно так наловчиться без долгой практики.

Джордан набрала краски на кисть.

– Я училась, рисуя копии. А потом рисовала копии, чтобы жить. Наверное, некоторые фальсификаторы считают, что их картины «в стиле такого-то» вполне оригинальны, но они врут сами себе. Так что ты – мой первый оригинал. Давай, падай.

– Как?

– На задницу.

Отвернувшись, он бурно рассмеялся, и она тоже.

Диклан сел.

– Насколько спокойно я должен сидеть?

– Можешь разговаривать, – сказала она, взглянув на пустой холст.