— Ладно, я найду, кого назначить главным на время моего отсутствия, — сдался Ильнур, который понял: в походе ему придется следить за жаждущим подвигов мажором и за парочкой влюбленных голубков.

Задачка вырисовывалась непростая, а ведь следовало еще и миссию выполнить — добраться до разрушенной крепости и выяснить, кто и зачем пытается выпустить на волю неведомое зло. Элария, в ходе сеанса связи, не сказала об этом зле ничего конкретного, но ее встревоженный вид был красноречивее любых слов. То, что таилось в подземельях старой твердыни, не должно обрести свободу, иначе грянет большая беда.

Ильнур поднялся на ноги, и произнес:

— Готовьтесь. Завтра выступаем. Я отдам все необходимые приказы.

Он посмотрел на Кольку, и сказал ему:

— Можно тебя на пару слов.

Вдвоем они вышли на широкий балкон, нависший над двором резиденции ордена. Убедившись, что ни Лаура, ни Андис их не слышат, Ильнур сказал:

— Ты давно знаешь Свиностаса. Скажи — не может ли все это быть делом его рук?

Колька едва удержался от смеха. Он шутки ради насочинял небылиц о Стасике, и его забавляло, как легко поверили окружающие в его рассказы о вымышленных злодействах школьного лоха. Сам же он не верил даже в то, что Стасик каким-то образом причастен к разрушению городских стен Форинга. Его не убедили в этом даже обнаруженные доказательства. Он просто не мог поверить, что беззубый тюфяк, над которым он измывался десять лет, способен хоть на какой-то поступок, не важно — злой или добрый. Колька не сомневался в том, что Стасика уже давно нет в живых. Этот беспомощный субъект просто не мог выжить в суровом мире меча и магии.

Но сказал он иное.

— Ильнур, я почти в этом не сомневаюсь, — заявил Колька с самым серьезным видом. — Ты не можешь себе вообразить, сколь коварен и подл Свиностас. Ты сказал верно — я знаю его давно. И потому говорю тебе — он точно стоит за всей этой историей с крепостью. Если не сам лично, то причастен как-то косвенно.

Ильнур тихо выругался.

— Мало нам было проблем, — проворчал он, — так теперь еще завелся этот мерзавец. С каким бы огромным удовольствием я срубил его гнусную голову! А ведь мы были так добры к нему. Даже ты. Вручил ему награду. Но он, неблагодарный, ничего этого не оценил.

— Свиностас всегда был мерзавцем, — вздохнул Колька, едва сдерживая рвущийся из груди хохот. — Его не изменить. Я надеялся, что он исправится в этом мире, но напрасно.

— Чует мое сердце, что этот гад еще попьет нашей кровушки! — процедил сквозь зубы Ильнур. — Это же надо — мы сами притащили в свой мир такого лютого злодея. Скорее бы чья-нибудь благородная рука сразила его, пока он не успел напакостить нам повторно.