– Тема важная, будем разбираться. Очень сожалею, что не выслушал наших гостей раньше и заставил их ждать. Приношу извинения. Планерка в обычном формате завершена, переходим к форс-мажору. Кеша, давай вводную. Доложи ситуацию вкратце, а твои друзья потом продолжат и объяснят в деталях. Члены штаба свободны. Но кто хочет, может задержаться и послушать вместе со мной. Если, конечно, гости не возражают против расширенного состава.

Мы с Фишером не возражали, и в палатке остались все. Дождавшись тишины, Кеша вскочил на свою табуретку, чтобы его лучше было видно, и произнес речь.

– Андрей Антонович, чего тут разбираться? – спросил он. – Действовать надо! Пионеры взяли в заложники подругу моего тезки, отвезли к себе в Осколково, грозятся убить. Требуют в обмен на нее одного отечественного носителя. Но отдавать нельзя ни за что – угробят! Эти хорьки на все способны… Коль, помнишь, ты мне еще когда говорил, что они у вас на заметке?

– Точно, – подтвердил Доскин. – Те еще гады. Начиная с прошлой осени трижды задирали наших пикетчиков и два раза пытались сорвать у нас митинги. В марте Буров даже пролетал над Осколково – зарисовывал с «Холивара» их турбазу. Вряд ли с тех пор она сильно изменилась.

– Кажется, раньше Пионерская дружина не занималась киднеппингом, – задумчиво проговорил Наждачный. – Но я не удивлен. Мелкие пакостники часто дорастают до больших гнусностей. Только вот не пойму: нафига пионерам какой-то там носитель, да еще отечественный?

– Он не какой-то там! – горячо запротестовал Кеша. – Андрей Антонович, он уникальный, я с ним лично знаком! Этот носитель – огромная ценность для истории. В нем такая фонограмма про начало мировой войны, что из-за нее, может, придется переписывать учебники.

«Ого!» – мысленно порадовался я. Оказывается, я был несправедлив к тезке: мой рассказ он все-таки слушал внимательно и запомнил не только про «Малую Миногу». Слова Кеши о ценной фонограмме не пропали даром, а более всего они взбудоражили Витольда Раткевича.

– Про начало войны? – в волнении переспросил он. – Ты говоришь про тридцать девятый год? Господин Фишер, а нельзя ли нам всем прослушать запись?

Я заметил, что с той минуты, как Вилли Максович назвал себя, легендарный искоренитель научного плагиата утратил свою невозмутимость и смотрит на старика с благоговением – так, наверное, искусствовед взирал бы на внезапно обретенный шедевр Леонардо да Винчи.

– Послушать можно, – согласился Фишер. – Даже нужно. Иннокентий, доставай Корвуса.

Я нагнулся за рюкзаком – и обмер. Сердце убежало к подбородку, закупорило горло, и стало нечем дышать. Кто-то ворвался внутрь моего черепа и стал равномерно стучать по всем его закоулкам большим горячим молотком… Нет, рюкзак оказался на месте – под столом, где мы его оставили. Но горловину рюкзака уже не стягивал шнурок, дверца клетки была выломана, а…