– Мы ловим убийцу Менделя Шпильмана, – говорит Бина, – а вы даете нам сведения. Полезные сведения об исчезновении Литвака. И отдаете мне Литвака, если он все еще жив.

– По рукам, – соглашается кордонный мудрец, протягивая правую клешню, узловатую и веснушчатую, и Бина пожимает ее.

Ошеломленный Ландсман встает и тоже пожимает руку кордонному мудрецу. Потом он следом за Биной выходит из лавки в угасающий день и впадает в еще большее смятение, увидев, что Бина плачет. Но в отличие от слез Цимбалиста, у Бины это слезы ярости.

– Поверить не могу! – рыдает она, утираясь бумажной салфеткой из своих бездонных запасов. – Это ведь точно в твоем духе!

– У моих близких знакомых нередко случается такое, – говорит Ландсман. – Они начинают вести себя как я.

– Мы – офицеры полиции. Мы на страже закона!

– Люди книги, как говорится.

– Да пошел ты!

– Хочешь, вернемся и арестуем его? Имеем право. У нас есть трос из туннеля. Задержим. Для начала хватит.

Она качает головой. Бакалавришка пялится на них. Поддергивая черные сержевые штаны, он застыл на своей карте с островками машинного масла и старается ничего не упустить. Ландсман решает, что лучше увести Бину. Он обнимает ее за плечи – впервые за три года, – провожает до «суперспорта», усаживает на пассажирское сиденье, затем обходит машину и садится за руль.

– Закон, – говорит она. – Даже не знаю, о каком законе теперь идет речь. Просто разгребаю все это дерьмо.

Оба сидят и молчат, а Ландсман при этом борется с извечной проблемой всех детективов – обязанностью излагать очевидное.

– Вообще-то, мне даже нравится новая Бина – чокнутая и в растрепанных чувствах, – говорит он. – Но должен заметить, что у нас нет никаких зацепок в деле Шпильмана. Ни свидетелей, ни подозреваемых.

– Что ж, тогда бери своего напарника, блин, идите и добудьте мне подозреваемого.

– Слушаюсь, госпожа Гельбфиш.

– Поехали.

Он поворачивает ключ зажигания, включает передачу.

– Погоди, – говорит Бина. – Что это там?

На том конце площади огромный черный джип подъезжает к дому ребе с восточной стороны. Оттуда выскакивают двое Рудашевских. Один обходит машину и открывает багажник. Другой, заложив руки за спину, ждет у подножия боковой лестницы. Через минуту еще двое Рудашевских появляются из недр дома, корячась под тяжестью без малого сотни кубометров багажа – французских чемоданов ручной работы. Быстро и почти не принимая в расчет законы стереометрии, они ухитряются втиснуть все сумки и баулы в багажник внедорожника. Едва они управляются с укладкой багажа, как от дома отваливается солидная его часть, обернутая в роскошное палевое пальто из альпака, и обрушивается им на руки. Вербовский ребе не смотрит ни вперед, ни по сторонам, не оглядывается на этот мир, который он отстроил, а теперь бросает. Он позволяет Рудашевским сложить из его туши квантовое оригами и упихнуть вместе с тростями на заднее сиденье машины. Аид просто присоединяется к своему багажу и уезжает.