– Опять вы не заправили аварийный баллон, – проворчал он.

Я только вздохнул и стал натягивать гидрокостюм. Вообще-то, перед погружением не принято говорить под руку. Сердито посопев, доктор помог мне закрепить акваланг и пожелал удачи.

Я опустил маску на лицо, перелез через борт и соскользнул в волну.

И вот я под водой. Мир сразу меняется вокруг. Всё становится преувеличенным и неясным. Это – мой мир. Только здесь я чувствую себя самим собой. Здесь нет доктора с его брюзжанием… портовой полиции… почти никаких ограничений. Я могу двигаться в любом направлении. Могу повернуть направо вслед за стайкой забавных рыбёшек. Могу взлететь вверх к зеленоватой поверхности. Но сейчас мне нужно вниз. Я с силой отталкиваюсь ластами и ухожу в глубину.

Вчера я заприметил подводную скалу – не мешало бы её осмотреть. Острая вершина появляется из желтоватого тумана. Начинаю методический поиск. Глубина двадцать метров. Цепляясь за неровности, спускаюсь ниже. Цепочки пузырей уходят наверх…

Я совсем забываю о времени, а когда бросаю взгляд на глубиномер, с удивлением вижу, что он показывает почти тридцать. У меня кружится голова. В висках стучит. Частые и продолжительные погружения не проходят даром. Веки как свинцовые, и я уже с трудом концентрирую внимание.

Предчувствие меня обмануло – здесь тоже ничего нет.

Напоследок проплываю вокруг скалы, бегло осматривая неровную поверхность. Запас воздуха достаточный, вполне хватит на спокойную декомпрессию.

Под ногами мелькает верхушка скалы.

Похоже, ещё один неудачный день. И всё же я чувствую себя умиротворённым.

Прощай, глубина.

Пока – прощай.

Я скоро вернусь к тебе.

Я вижу якорную цепь, расплывчатое днище яхты над головой…

Всплываю.

2

2

Номер первый пожаловал на борт к исходу третьей недели. Мы стояли почти у самой бухты, в непосредственной близости от Либревиля, и выныривать приходилось очень осторожно – пару раз я чуть было не попал под моторку.

С утра стояла невыносимая жара, и мне не терпелось в воду.

Мне повезло сразу – я увидел её при первом же погружении. Раковина лежала на самом дне, зарывшись в песок шельфа, и я сразу понял, что моллюск дохлый. Положив костяной конус в сумку, я на всякий случай осмотрел окрестности и начал торопливо всплывать. Мне не терпелось показать свою находку доктору.