Алай, уезжая, взял с собой несколько фотографий нового истребителя, чтобы показать их в верхах, и Сергей был почему-то твердо уверен, что новой машиной заинтересуются. Это означало лишь одноб к серийному производству новый самолет должен быть готов на все сто процентов. Увы, работы над ним было еще непочатый край, и Сергей уже жалел, что пару лет назад почти забросил разработку «пятнашки». Хотя, с другой стороны, страна в те годы летела в тартарары, и всем было не до новых самолетов – приходилось просто выживать. И вот теперь пришло время ставить ее на крыло, а дальше…

Ратный бросил быстрый взгляд на стоящий у стены шкаф, где лежало несколько свернутых в упругие трубки чертежей и, вздохнув, покачал головой. Нет, еще рано, очень рано – нужна команда. Нельзя получить все и сразу. Даже всех его знаний не хватит для воплощения задуманного, а возможно, и всей его жизни.

Он прошелся по кабинету, неожиданно почувствовав себя загнанным в угол зверем. Захотелось свободы: сбросить с себя груз нынешних обязательств и грядущих проблем и просто наслаждаться жизнью. Только вот получится ли? Он ведь чужак в этом мире – чужак! Как же охота домой. Увидеть мать, отца, вновь пройтись по набережной реки, услышать ворчание профессора, критикующего его очередной проект. Как же охота… Только вот…

Сергей рванул верхнюю пуговицу воротника и, в два шага оказавшись перед приоткрытым окном, широко распахнул обе его створки, полной грудью вдохнув прохладный ночной воздух. Влетевший внутрь кабинета легкий ветерок взъерошил его волосы, несколько остудив голову. Ратный скрестил руки на груди и замер в задумчивости. Всей его жизни…

– Что ж, – пробормотал Сергей тихим голосом на земном языке, – и пусть, пусть не хватит, но это не значит, что я должен сдаваться. – Он поднял глаза вверх, впившись взглядом в высыпавшие на небе звезды, и с неожиданной для себя злостью прокричал: – Я подарил этому миру крылья, и я же проторю к вам дорожку, слышите, проторю, обещаю это! И больше меня ничто не остановит!

* * *

Путешествие было утомительным. Почти полторы недели в поезде, комфортабельность которого оставляла желать лучшего. В обшитых бронелистами вагонах практически постоянно царил душный полумрак. Солнце, «пробивающееся» сквозь узкую амбразуру окна, едва освещало небольшое купе, но все же в его свете можно было прочитать купленную на станции газету или перекинуться в партию домно. Лишь вечером в вагонах на какое-то время включался тусклый свет, но и то, скорее всего, больше для того, чтобы готовящиеся ко сну пассажиры не спотыкались в темноте.