– То, какой ты родилась и выросла. Твоё тело. Можно лишиться его части, одной или нескольких, но главное, суть или что-то в этом роде, останется неизменным.

– Навсегда-навсегда?

– Вроде того.

– Тогда лучше не знать.

– О чем?

– О том, что измениться не получится. Если не знаешь, можно верить.

Это точно. Вера тем и хороша: крепнет по мере того, как опустошается твоя голова.

– Так вот, на тему вопросов о работе. Кому-то они нравятся, кому-то нет.

– А тебе? Тебе нравятся?

Иногда кажется, что она из кожи вон лезет, лишь бы угодить. Лишь бы соорудить из нашего общего времени нечто условно-правильное, «такое, как у всех». И ей самой больно от этих попыток. Физически. Просто эта боль, видимо, смешана с другой, поэтому остается неопознанной. Но как только Лил поймет себя… Что-то случится. Определенно.

– Скажем, я не против. Хотя можно и без вопросов.

– Ну, давай сначала попробуем, как все делают. Да?

Остается только вздохнуть и позволить прозвучать торжественному:

– Как прошел твой рабочий день?

– В грязи.

– Э?

– Я копался в грязи. Вернее, копал грязь.

– Много?

– Грязи-то было? Ещё не на раз осталось.

– И завтра тоже будешь копать?