– Конечно, нет! Я просто не уверен, поделился бы я этим со Стоуни.
– Оно прошло прямо мимо его ушей.
– Да, я уверен, что в этом ты прав. – Викомб-Финч взглянул на сотрудников, которые медленно покидали комнату, ни один из них не встречался взглядом с директором.
– Но у него есть здесь свои шпионы, и один из них наверняка объяснит ему это.
– Тогда он узнает как о кнуте, так и о прянике.
– Политики не любят кнутов в руках у других людей. Пряников тоже, кстати.
– Мы слишком возбуждены скрытым смыслом идеи, – сказал Бекетт.
Викомб-Финч взглянул на Хаппа, все еще сидевшего в большом кресле. Комната уже была почти пуста.
– Я думаю, что доктор Хапп не возбужден так, как ты, Билл. Доктор Хапп, кажется, задремал.
– Ну так что ж, черт побери! – воскликнул Бекетт. – Мы работали всю ночь.
37
37
Из Ирландии мы вышли, Ненависть и теснота Нас вначале искалечили.
Я ношу из лона матери своей Фанатичное сердце.
Когда перед самым полуднем они спустились на центральный ярус долины, Джон обнаружил, что он не такой ровный, каким выглядел с высоты. Дорога поднималась и опускалась по низким холмам, на которых кое-где притулились домики. Некоторые из них не были сожжены, но большинство стекол в их окнах отсутствовало. Двери были открытыми. Никаких признаков человеческого присутствия не было. Позади, среди деревьев, иногда слышалось тявканье лисы, а однажды, когда они вышли из-за опоясанного гранитом скального выступа, раздалось испуганное кудахтанье и мелькнули коричневые перья курицы, бросившейся в придорожные кусты. На многих каминных трубах гнездились галки. Гигантский клен, одиноко стоявший в поле, был украшен стаей диких голубей, мелькавших мягкими сероватыми пятнами среди зелени.
На многих полях зеленела трава.
Херити, шагая рядом с Джоном, понюхал воздух и сказал:
– Есть какой-то специфический запах человеческого присутствия, который из этой долины исчез.
Джон смотрел на спины мальчика и священника, шагавших впереди в двадцати шагах. Они разошлись по сторонам дороги, священник шел слева, склонив голову и закинув рюкзак высоко на плечи. Мальчик иногда выскакивал на середину дороги, осматривался, время от времени наклонял голову набок и прислушивался. Звук их шагов на дорожном покрытии отдавался эхом между каменными оградами по сторонам дороги. Он начал внимательно присматриваться к пустой долине, через которую вилась серая лента дороги, иногда поднимающаяся на возвышения, иногда обходящая их стороной. В этой части долины ощущалось пронзительное одиночество, здесь это чувство ощущалось сильнее, чем даже в дикой местности. Он чувствовал, что это происходит от того, что здесь когда-то жили люди. Люди были, а теперь их нет. Это было такое вот одиночество.