– Только женщины и дети, – сказал Джога-Джонг. – Этого следовало ожидать. Мужчины были на работе. – Подавшись к Дональду, он ободряюще обнял его за плечи. – Не расстраивайтесь. Думайте, как я, думайте, что они умерли за дело освобождения своей страны.

– Они умерли не за мое дело. – Дональд стряхнул руку.

– За дело, которое у наших стран общее, – нажал Джога-Джонг.

– Это верно, – сказал Дональд. – У вашей страны, у моей, у любой другой в мире дело одно и то же. А делают они следующее: хватают по призыву людей, которым на данную страну наплевать, и посылают их убивать женщин и детей. Да, это дело каждой страны на Земле! И знаете, как я называю это дело? Я называю это вонючей алчностью чистой воды!

Повисло короткое молчание, которое наконец холодно прервал Джога-Джонг:

– Странно слышать такие слова от американского офицера!

– Я не американский офицер. Мне присвоили звание, потому что это было удобным средством шантажа, с помощью которого меня принуждают повиноваться. Если как «лейтенант Хоган» я откажусь выполнять приказы, меня можно арестовать и потихоньку отдать под трибунал. А в остальном я очень скучный, самый обыкновенный чувак, у которого была одна буржуазно скучная жизнь и которому дали другую, вбив ее в него такими методами, которые ему и в кошмарном сне бы не приснились. Первая, моя собственная жизнь мне со временем приелась, а в той, какую мне навязали, меня тошнит всякий раз, стоит мне взглянуть на себя в зеркало.

– В моей стране, – сказал Джога-Джонг, – мужчина, который думает как вы, рано или поздно воссоединяется со своими предками. Или воссоединялся в былые времена. Сейчас узурпатор Солукарта скопировал ваши христианские обычаи и закрыл такой путь к бегству. Думается, в этом – причина того, откуда у нас столько мокеров.

– Как скажете. – В прошлой жизни, всего месяц назад, такая гипотеза возможно заинтриговала бы Дональда, а сейчас он только пожал плечами. – Но я пока еще не дошел до суицида. По крайней мере, я могу утешать себя мыслью, мол, что бы я ни сделал, я помог разоблачить ложь, а я начинаю думать, что ложь – один из худших человеческих пороков. Хуже нее только убийство. И по моему опыту мы равно преуспели и в том, и в другом.

– Я убил многих, и еще большее число были убиты у меня на глазах по моему приказу, – сказал Джога-Джонг. – Такую цену приходится платить, дабы получить то, чего мы хотим.

– Это не мы хотим, нас просто убедили в этом лжецы, более умелые, чем мы.

На лице Джога-Джонга застыло неодобрение.

– Прошу простить меня, мистер Хоган, – сказал он, вставая. – Я больше не вижу смысла продолжать этот разговор.