С этими словами, – остальные оцепенело застыли на своих местах, – он понес Дональда к двери. Звук, с которым она закрылась, словно бы вывел их из транса.

Но никто как будто не спешил заговорить, пока Чад не вскочил и не начал расхаживать по комнате, время от времени бросая злобные взгляды на дверь, за которой скрылся со своей обмякшей ношей Тони.

– Высочайшее достижение! Тьфу! Я слышал про эту грязь, про военное опустошение, и мне кажется, это самое подлое, что может сделать человек с человеком, много хуже, чем чистое убийство!

– Он обмолвился о «другом» Дональде и о том, что имеет право носить его имя, так как «другой» мертв, – сказал Норман. Он попытался подавить дрожь, но ему это не удалось. – Будь милосерден, Аллах. Я и подумать не мог, что такое возможно… А я еще подумывал предложить ему работу в проекте, если он захочет…

Он поглядел на Элиу и с ужасом обнаружил, что лицо у посла сделалось вдруг такое же старое, как у Обоми.

– Значит, Сугайгунтунг мертв, – сказал Чад. – И убил его Дональд. Ну, этого только и следовало ожидать, правда? И если верить Дональду, он все же знал, как добиться обещанных улучшений. – Он помолчал. – Я склонен думать, что это правда, а вы? Все мои знакомые, кто разбирается в генетике, в один голос твердят, что если кто-то бы и смог, то только Сугайгунтунг. Господи, вам от этого не худо? – Он внезапно повернулся лицом к остальным и с силой ударил кулаком по ладони. – Ну, не типично ли это? Мы тренируем человека – одного обычного, безвредного, склонного к уединению человека! – превращаем его в машину для убийства, и он убивает единственного ученого, у которого был шанс спасти нас от нас самих!

– Ну, наверное, если поставить вопрос Салманасару… – начал Норман, но Чад, топнув, его оборвал:

– Норман, какой, черт побери, смысл быть человеком, если никто, кроме машины, нас от нас самих не спасет?

Никто не нашелся что ответить. Некоторое время спустя Чад, удрученно понурясь, пошел к двери. Кивнув Гидеону и Элиу, Норман вышел следом. Нагнав Чада в фойе, он приобнял его за опущенные плечи.

Уставившись прямо перед собой, Чад сказал:

– Извини, что сорвался. Наверное, лучше быть спасенным машиной, чем не быть спасенным вовсе. И думаю, если ученые могут выводить новые бактерии, то сумеют синтезировать и то вещество, которое делает шинка мирными. Господи, да какая разница, если братскую любовь мы будем получать из баллончика с аэрозолем? Не важно, откуда берется это вещество, оно все равно заразное.

Норман кивнул. Во рту у него пересохло.

– Но это же неправильно! – прошептал Чад. – Такое нельзя делать на фабрике, упаковывать, заворачивать, продавать! Оно не для того чтобы… чтобы бомбами сбрасывать с ооновских самолетов! А ведь так с ним и поступят, знаешь ли. Это неправильно. Оно не продукт, не лекарство, не наркотик. Это и чувства, и мысли, и кровь твоего сердца. Это неправильно!