– Давай, возвращай машинку, – говорит инженер, яростно начёсывая себе шею. – Облети даргов подальше, теперь важно, чтобы о нашем визите никто не узнал.
Пока она возвращает коптер, он пьёт воду и думает. Хорошо, что у него есть над чем подумать, иначе зуд начал бы сводить его с ума.
Обратно шли спокойно, так спокойно, как можно идти по степи, в которой живёт огромное количество опасных животных. Но вот шершней сейчас в воздухе, конечно, не было. Шершни и осы не любят день и жару, уже в десять они прячутся от жары в своих страшных норах, только торчат из них, вентилируя выходы и наблюдая за тем, что происходит вокруг. В принципе, они и днём, и в самый зной могут запросто напасть, но только если кто-то будет пробегать возле норы. Вылетят, быстренько убьют и снова спрячутся к себе, оставив ужин греться на солнышке до самых сумерек. Хорошо, что их можно услышать, эти норы всегда издают монотонный низкий гул. Опытный человек всегда распознает его и обойдёт тот бархан, в котором живут эти насекомые.
– Ужас, их тут сколько! – произнесла Самара, когда они набрели уже на второе по счёту жилище шершней.
Горохов ничего не ответил, его шею, и особенно пространство между лопаток раздирал непрекращающийся зуд. Но чесаться всё время он попросту не мог, поэтому просто сделал пару глотков из канистры и молча пошёл дальше. Он был мрачен, и казачка, чувствуя его настроение, сказала:
– Давай я пойду первой.
Он был не против, и, удачно обходя все опасности на пути, уже к половине двенадцатого они были на берегу, возле своей лодки. А ещё через полчаса, когда температура перевалила за пятьдесят пять, он с трудом вытаскивал лодку на свой берег, затаскивал её в тайное место среди рогоза. Зуд при такой жаре становился просто невыносимым.
Самара, и та устала, а у него едва хватило сил, чтобы переодеться перед лагерем из казачьей одежды в свою. Он даже не поинтересовался, как идут дела на участке, увидел, что дело идёт, и сразу ушёл к себе в палатку. Пришедшего Баньковского Самара в палатку не пустила:
– Перегрелся он, вечером выйдет.
– Я прикажу воды принести, – обещал инвестор.
Это было кстати, но сейчас инженер расчёсывал себе шею и копался в медицинской сумке в поисках антигистамина, у него была пара нужных таблеток. Нашёл, сразу закинул в рот пару штук. И заодно закинул хороший антибиотик – для профилактики. Самара уложила его на живот, намазала воспалившуюся кожу жиром саранчи, сказав при этом:
– Не так будет чесаться, – а после спросила: – Есть будешь? Давно не ели.
Горохов вообще не хотел есть, жара и поражение кожи не располагали к аппетиту, но ему нужно было готовиться к операции, в которой потребуется и сила, и особенно выносливость, и он сказал: