Он был готов.

– И что, не искать тебя? – Самара была удивлена, не понимала, как так можно поступить. – У казаков так не принято.

– Я не казак, – ответил инженер твёрдо, – собираешь вещи, идёшь к лодке и уходишь за реку.

Она не успела сказать ему ничего, он просто быстро поцеловал её в губы и ушёл вдоль дюны на запад, и исчез в темноте. Луна ещё только карабкалась на небо, а она сразу села за монитор. Чёрт с ними, с аккумуляторами, авось сильно они не разрядятся, если она немного проводит его камерами дрона.

Нарваться ночью на сколопендру – так это легче лёгкого, но у людей опытных есть способ свести к минимуму такую встречу. Чёртовы многоножки ищут для лёжки бархан повыше. И ложатся чаще с северной или любой другой, только не с солнечной стороны. Паук. Ну, с пауком легче, паук на движущуюся обувь редко когда умудряется забраться. А вот клещ… Этой сволочи только дай своими лапами-крючками хоть за что-то зацепиться. Так и поползёт вверх, пока не найдёт дыры в ткани. Его и не заметишь, пока не начнётся зуд, а когда зуд начался, он уже весь целиком ушёл под кожу. Дальше жди воспаления места входа и хорошей температуры через двенадцать часов. Так что при подобных путешествиях лучше избегать барханов, зарослей колючек и кактусовых полян. Это любимые места клеща. А ещё нужно не забывать каждые полчаса останавливаться и оспаривать ноги с фонариком. Горохов так и сделал – и сразу нашёл большого клеща. Уже почти до колена добрался. Чёртовы казачьи обмотки, на них клещам раздолье, то ли дело сапоги с голенищами до колен.

Тут главное внимание, нельзя ничего упускать из виду, а пока луна не взошла как следует, нужно слушать, слушать и слушать. Со всех сторон доносится шелест-стрёкот крыльев, значит, саранча выползла из песка на кормёжку. Это хороший знак. Саранча не такое уж и тупое насекомое, она не будет пастись там, где для неё есть опасность. Этим жирным, вкусным и калорийным насекомым в голодный день и шершни не побрезгуют. А вот если в ночи перекликаются дрофы, то от них нужно уходить. Всегда рядом с этой птицей обитают многоножки. Горохов всё это знал, среди всего этого вырос.

Тридцать пять градусов. Он почему-то надеялся, что ветер в эту ночь будет нести прохладу с севера, а дул приносящий жару восточный. Инженер рассчитывал, что ночью будет попрохладнее, но ему уже было ясно: с этим ветром и с дневными запредельными температурами свыше шестидесяти ждать ночных нормальных, комфортных тридцати градусов – бессмысленно.

Он остановился в первый раз за полчаса. Стянул на подбородок респиратор, выпил пол-литра воды. Не то чтобы он хотел пить, просто в подобных переходах ни в коей мере нельзя допустить обезвоживания. Горохов знал, что за эти полчаса он прошёл немного, чуть меньше двух километров. И не потому, что ему было тяжело, а потому, что шёл он совсем не по прямой. Ему всё время приходилось обходить барханы с нужной стороны, обходить места, где, по его мнению, могла таиться опасность.