– Слушай… Слушай, мы сделали это, да?

– Да, Толя, да, – Горохов понимает его, конечно, Толик всё это время был в подвешенном состоянии, опасные, как он считал, люди доверили ему большие деньги, конечно, он волновался. – Только ты успокойся, Толя, возьми себя в руки.

Они лезут по трапам на площадку, а всё вокруг в серой грязи. Она и на перилах, руки липнут. Это смесь чёрной глины, песка и воды. Дячин, его помощник и бот все в этой грязи, но все, кроме невозмутимого бота, довольны.

– Сколько? – сразу спрашивает Горохов.

– Семьдесят два, – отвечает буровой мастер.

– Чего семьдесят два? – тут же в их разговор влезает инвестор. – Вы про что говорите?

– Про глубины, – отвечает ему инженер. И опять говорит мастеру: – Ну, давление, вижу, есть.

– Есть, есть, – Дячин доволен, он вытирает лицо грязными рукавицами.

– Есть давление, да? – продолжает интересоваться Баньковский . – Значит, насос не понадобится?

– Наверное нет, – отвечает инженер.

– Женя, а какое давление? – не унимается инвестор.

– Толя, отстань от него, – говорит Горохов, – он не сможет сказать, какое на скважине давление, пока не поставит заглушку с манометром.

– Но пока всё хорошо? – Баньковский очень хотел услышать это.

– Да, Толя, пока всё хорошо, – успокоил его Горохов. – Всё, пошли отсюда, мы мешаем людям работать.

Он стал спускаться с площадки, а Толик стал жать руки Дячину и его помощнику, и лишь пожав, стал спускаться следом и бубнил при этом:

– Хоть бы давление было побольше, хоть бы было побольше…

– Толя, всё должно быть в меру, излишнее давление – тоже плохо, – заметил инженер, доставая сигареты.

Баньковский без приглашения полез к нему в пачку и вытащил себе сигарету, слова инженера его удивили.

– А чего ж плохого в большом давлении?

– При уходе воды грунт начнёт слишком сильно осыпаться, в линзе встанет взвесь,