Большая война для меня кончилась в мае сорок четвертого. После того как наши войска ранней весной вышли к прежней границе Советского Союза, ее стали обустраивать, а кому заняться этим делом, как не довоенным погранцам? Так что меня, как многих, сняли с фронта, назначили помощником начальника заставы и направили туда почти, где я служил до войны.

Заставы не было – одни фундаменты и высоченный бурьян, в котором военные строители нашли три скелета, проржавевшие винтовки и покореженный «максим», явно накрытый прямым попаданием малокалиберного снаряда (скорее всего, от немецкой танковой пушки). Не было никаких документов, наверняка уволокли немцы, у них особые команды, шедшие следом за наступающими, собирали абсолютно все бумаги, имевшие хоть какое-то отношение к армии или погранвойскам. Так мы их и похоронили безымянными под троекратный винтовочный залп, написав на табличке скромного деревянного обелиска «Трое героев-пограничников»…

Вскоре ко мне приехала Наташка, и мы расписались. Первые три месяца жили в палатке, как все, – так что я потом в шутку звал нашего первенца Колька Палаткин.

Что еще? Я не зря употребил слово «большая» война. Война маленькая продолжалась еще несколько лет. В Польше долго шла чуть ли не натуральная гражданская война, краем захватившая и нас, – там была самым активным образом замешана всякая сволочь, сидевшая по лесам и на нашей стороне, и на польской. Так что порой приходилось жарковато, самой спокойной границей в то время, представьте себе, считалась китайская, а самой беспокойной, соответственно, наша, западная. От тех времен у меня остались четвертое ранение, пулевое навылет, Красная Звезда и польская военная медаль – за успешно проведенную с польскими коллегами совместную операцию.

С Галицким я никогда больше не встречался, и с Шушариным тоже. И никто никогда не возвращался ко второй части моего, извините за выражение, анабазиса. Быть может, Галицкий не вернулся с войны. Или, учитывая его целеустремленность, все же попытался однажды вернуться к той истории, но его начальство посчитало, что она не заслуживает трудов (или он сам махнул рукой). После грохотавшей почти четыре года огромной и жуткой войны странности моей истории показались незначительными и неинтересными. Как очень многое из событий июня сорок первого…

Глембовичи? Я наводил справки тогда же, в конце весны сорок четвертого. Как многие сотни белорусских деревень, Глембовичи летом сорок второго немцы сожгли дотла, и никто не слышал, чтобы кому-то из жителей удалось оттуда спастись. Очень надеюсь, Оксану Грайт все же забрал задолго до того, он явно дышал к ней неровно…