– Совершенно верно, товарищ капитан, – кивнул я. – Рассказал все, как было. Что мне дали, я надел и обул. Дареному коню в зубы не смотрят, в моем положении было не до капризов…

– Пойдем дальше, – сказал Галицкий. – Старшина, командовавший нарядом, – служака матерый, надел форму на несколько лет раньше, чем я. Я с ним поговорил подробно. По его глубокому убеждению, вы ничуть не походили на бедолагу, два дня скитавшегося по глухомани без крошки во рту и спавшего под деревьями. Выглядели вы вполне благополучным, сытым, свежевыбритым, причем, по его наблюдениям, побрились не далее как тем утром, и одежда у вас была не особенно измята, не похоже, что вы в ней ночевали где-нибудь в кустарнике или в стогу сена. Но все это – никакое не доказательство, и вы это понимаете… Да! Ваша «контузия» (он произнес это слово, словно бы уверенно заключив его в жирные кавычки). И здесь нет никаких доказательств, что вы лжете. Современная медицина не в состоянии диагностировать наличие контузии. Правда, вы допустили существенный прокол. Перед нарядом вы сыграли контузию очень качественно. А вот здесь, за все дни пребывания у нас, с вами ни разу не произошло не то что обморока, но даже головокружения, и провалов в памяти не было ни малейших. Расслабились, оказавшись у своих, а? Решили, что дальше играть незачем…

Я молчал, не пряча глаз. Нужно признать, с «контузией» он меня неплохо подсек, да и со всем остальным тоже. Однако бессилен доказать, что я брешу как сивый мерин, и прекрасно это понимает…

– Вы меня в чем-то обвиняете, товарищ капитан? – спросил я, чтобы чуточку поторопить события – нестерпимо хотелось на волю…

– Ни в чем, – сказал Галицкий так, словно отмахнулся. – У меня нет оснований для обвинения, есть только странности, которым нет объяснения, а это совсем не то… Нет ни малейших оснований подозревать в вас немецкого агента. Никто и никогда не отправил бы такого агента: в странной одежде, без единого документа, даже не знающего толком, где именно он находится. А работать немцы умеют, сами должны знать… Не усматриваю ни шпионажа, ни предательства, ни измены Родине. Есть только странности… Но заниматься ими некогда. В мирное время я обязательно рассмотрел бы ваши показания под микроскопом, постарался бы найти каких-то свидетелей – кто-то где-то должен был вас видеть. Сейчас такой возможности нет. Обстановка, что скрывать, тяжелейшая, есть основания ждать немецкого прорыва. Никто в этих условиях не станет заниматься вашими… странностями, и я в первую очередь. У меня масса дел, продохнуть некогда… Я и так с вами непозволительно заболтался. И все же… Откровенно говоря, терпеть не могу оставлять за спиной нерешенные загадки, пусть и не имеющие отношения к делу. А вы – сплошная загадка. В голову даже лезет всякая чушь, иногда появляется шальная мысль, что вы два дня провели в каком-то совершенно другом мире, о котором современной науке ничего не известно… Но у меня нет на посторонние загадки времени. Может быть, все же кратенько расскажете вашу настоящую историю? Уверен, вам это ничем не грозит. Я не стану оценивать, где тут правда, а где ложь, просто выслушаю… и отпущу вас восвояси. Что скажете?