Он был там.

И это его крест – прийти и сказать правду.

А вот домой лучше не возвращаться: мать может не пережить, сердце и так…

Двора в доме, где Стас с Юлей снимали квартиру, по сути дела и не было. Короткий грязноватый аппендикс, поворот с широкой улицы, мусорные ящики, проезд между домами, и дальше, через пять подъездов, – уже еще одна дорога. Стылое бесприютное место, хотя и сам дом неплохой, и квартира, скажем честно, получше, чем его собственная.

Он медленно, словно неся на внезапно сгорбившейся спине мешок с цементом, повернул с улицы в проезд. Уже темнело, окна квартиры – он специально глянул – светились, там, за шторами ничего не подозревающая Юля ждала, наверное, мужа. Готовила ужин. Или не готовила, по вечной привычке этой молодежи спешить, просто разогревала купленное по дороге.

И он придет сейчас и…

Ну, не убьет ее, у нее вся жизнь еще впереди. Слезы, траур, какое-то время пустоты, а потом выйдет снова замуж. Ничего страшного. Вот им с матерью жить дальше не за чем, а невестка прорвется. Даст Бог.

– Она его любит, Виктор Тимофеевич.

Отец едва не упал, остановившись. Опустил взгляд и уткнулся им в вихрастую макушку мальчишки лет восьми. Не по погоде легко одетый, парнишка лениво сбивал длинным прутом давно засохшие цветы в узком палисаднике.

– Что?

– Она его очень любит. И у них будет ребенок, ваш внук. Стас его хотел в вашу честь назвать, Юля только за. Виктор Станиславович. Звучит?

Виктор Тимофеевич присел на хлипкую оградку, едва не завалив ее. Наклонился, не обращая внимания на ноющую спину. Теперь их лица – его и мальчишки – были почти на одном уровне.

– С чего ты взял?

– Просто… Знаю.

Мальчишка махнул прутом, сбив головку с очередного цветка, похожего на мертвую, растянутую в высоту змею. Мумию. Экспонат.

– Стас вам это и хотел сказать. Затем и машина – младенец же, возить нужно. Поликлиники, прививки, подгузники, детсад. Нужна. А что дорого – так не ваше дело.

Легко перепрыгнув оградку палисадника, он широко размахнулся прутом над головой, словно маленький казак шашкой.

Отец Стаса смотрел ему в спину не в силах что-либо сказать. Потом прошептал:

– Кто ты?

Мальчишка остановился, опустив прутик, постоял так и медленно обернулся. Лицо его было не по годам серьезным, застывшим, как маска навечно постаревшего ребенка.