— Ты ранен, лорд Галахад, — озабочено проговорил Герейнт, увидев кровь у меня на боку.

— Я меч потерял, — задыхаясь, ответил я. Боль растекалась по раненому боку, как огонь по сухому труту.

Подошел Борс и, не обращая внимания на мои протесты, осмотрел рану.

— Не нравится мне, как это выглядит, — сообщил он. — Больно?

— Не смертельно.

— Будет хуже.

— Просто помоги мне перевязать рану, пока они снова на нас не бросились.

— Лучше бы промыть сначала, — с сомнением промолвил Борс. — Давай, парень, помоги мне довести его до колодца. Заодно и попьем.

Они вдвоем отвели меня к колодцу и усадили на камень у края прудика. Герейнт положил меч на землю, припал к воде и начал шумно хлебать.

— Я думаю, надо отступить, — сказал Борс, поднимая край моей рубахи, чтобы промыть рану.

— Мы должны драться, — прошипел я, зажмурившись, когда холодная вода плеснула на разгоряченную ободранную кожу.

— Пока живой, я буду драться, — решительно заявил Герейнт, снова припал к воде и продолжил пить.

— Разве я сказал, что мы должны сдаться? — прорычал Борс, отрывая полосу от моей рубахи. — Надо отступить в часовню. Вход низкий и узкий — им туда не пробраться.

Я понял, что это наш последний рубеж. Стоит нам оказаться внутри, выхода больше не будет. Но, по крайней мере, умрем мы на святой земле, защищая Святую Чашу, как и должно.

Борс закончил перевязку, критически осмотрел свою не самую аккуратную работу и сказал:

— Вот, лучше пока не получится.

— И так сойдет, — кивнул я. Поворачиваться было больно, но попить было необходимо. Я зачерпнул воды в ладонь, но пролил большую часть.

Герейнт, успевший утолить жажду, хмуро смотрел через поляну туда, где враг, изрядно потрепанный, выстраивался в боевой порядок.

— Надо спешить, — сообщил он, — а то не успеем добраться до часовни.