Как управляющий, Сарцин долженствовал сидеть в ложе, где условия созерцания схваток были близки к идеальным. Тем не менее, его место находилось в первом ряду около арены, на самой обычной скамье, в окружении ликовавших, буйных нэогаров.

Хоть сидеть среди озверевших от рек искр и глухих ударов холодных зрителей было не особо приятно, человека никто не трогал. Нэогары знали, насколько он важен, и знали, почему сидел среди простых зрителей. Места элитной ложи можно было продать богатеям материка настолько дорого, что всего один билет покроет целую неделю игрищ. А ложе умещало целых трёх зрителей, не считая десятков тысяч простых, скандировавших имя победителя нэогаров.

Пусть не во всех деталях, но Сарцину всё равно видно было, как один массивный нэогар, чьи доспехи изобиловали обрубленными когтями, погнутыми клыками, глубокими вмятинами на самых разнообразных местах – держал поднятой вверх руку другого, едва живого бойца. Его состояние было ещё хуже; сквозь разорванную острыми ударами броню виднелся технический внутренний мир холодного тела. Левый глаз напрочь выбили, а руку загнули в обратную сторону.

Прекратив попытки обломанной посередине саблей раскроить беззащитный бок соперника, нэогар, близкий к победе, выкинул обрубок оружия. Он голой рукой сквозь жуткий скрежет смял обшивку потрёпанного бока, что для человека было бы равносильно содранной коже. Под оглушительный рёв безмерной боли одноглазого нэогара, оппонент погрузил в беззащитные платы руку, лишь одним движеньем уничтожив уйму важных микросхем. Это оборвало болезненный клич проигравшего. Последний глаз, с помехами горевший красным – потух, бесследно. Неисправный металлолом рухнул на стальную арену, чей твёрдый покров во многих местах не критично, но промялся.

Не каждый бой заканчивался так зрелищно. Не всегда победитель способен был держаться на ногах, задрав обе руки вверх. Такой финал тяжёлого боя вынудил трибуны вопить громче, чем это было на войне. Крик нэогарских голосов трудно было выдержать человеку; Сарцин из последних сил массировал уши, сконфуженно прищурив глаза и стиснув челюсть.

В отличие от умалишённых нижних рядов, самых близких к круглому рингу, верхние ряды, и само с собой ложе – помпезно звенели ладонью о ладонь. Не слишком расторопно, без старания, но даже это, выражало одобрение.

Оставшийся в живых боец, высокомерно направился к открывшемуся у самого основания трибуны проходу, точно под местами богатеев. Пока чемпион покидал лучи полуденного солнца, на их свет выходил нэогар, совершенно негодный для схваток. Он был низок, казался излишне широким, и даже видом заставлял улыбаться. На него накинут был цельный кусок золотого щёлка, с одной лишь прорезью для головы, на которой держался колючий ободок, увенчанный двумя скрещенными запястьями. Этот «головной убор» очевидно был дёшев..