– Быть не может… этот старик – мастер Ий? Нет, – протяжно молвил Сарцин, отступив назад, – нет, это не может быть правдой. Кукольник бы не выпустил его!

– Он так и продолжает величать себя кукольником? – хрипло, медленно, местами невнятно, буркнул нэогар. – Жаль. Его имя, подходит ему больше…

Самый глубокий шок – до костей пронял Сарцина. Паренёк с тусклой тенью восхищения опустился на корточки, чтобы максимально близко оглядеть чуть живые глаза цвета фреза.

– Если вы правда великий Ий, и я смогу убедить в этом публику, никакой арены не хватит, чтобы вместить всех желающих посмотреть на вашу смерть, – загнул он самые уголки рта.

– А если я выживу? – бесстрашно просипел храбрец.

– То мне некуда будет складывать золото, – улыбнувшись по-настоящему, молвил Минфин.

– Слава старца велика, но что от него осталось? Взгляните; встанет – развалится, – изложил ведущий.

– Главное, чтобы это случилось на арене. Готовь громкий текст и утраивай цены билетов; сейчас же сообщи трибунам о нашем раритете. Я подниму такую прибыль, что отец с того света – позавидует!

Решительно стукнув кулаком ладонь, управляющий отправился к выходу. Он видел перед собой чёткую цель, и знал, как её добиться. Сарцин был воодушевлён; перед ним не стояло препятствий.

Евразия обзавелась множеством традиций. Часть их, к примеру, последнее желание усопшего – вошли в людскую жизнь спонтанно; зовом благородности. Но подавляющее большинство, в людские головы вложила Империя. Сюда входило сжигание безжизненных тел, церемония свадьбы, и даже празднование дня рождения. Хотя в случае нэогаров, у этого события было другое название – день создания.

Кукольнику неизвестен был никто, созданный в этот день. Кроме первого нэогара- Человека, первого бессмертного – ныне убитого. Кукольник пребывал в его компании. На скамье, около стола, на котором возлегало нэогарское тело. Пару сотен лет назад, оно внушало страх громким именем – Вэнтэр. Именем, что носил король, император, бессмертный… и, судя по всему, очень близкий кукольнику.

В мрачной комнате, где все стены в чёрный некогда выкрасил пожар, где долженствовало быть всего одно окно, и то отсутствовало (была лишь дыра в обугленной стене), в одиночестве мальчишка коротал время, если не считать компанией первое тело великого императора.

Горевшие пёстро-голубым глаза нэогара не одну сотню лет как опустели; у куклы, что решила его проведать – глаза были печальны. Картину горечи всего лица рушила только улыбка, полная тоски. Висящая в воздухе тишина вполне устраивала кукольника; в его руки так и просилась чашка горячего шоколада, звук выдоха или отрадные речи, но он молчал, бесцельно оглядывая мёртвую сталь.