— Для тебя, Гаэтано, наверное, трудно вести этот процесс. Если хочешь, я назначу другого следователя.
— Не надо.
— Не надо.
— Я надеюсь, что ты отнесёшься к подсудимой непредвзято, сын мой.
— Я надеюсь, что ты отнесёшься к подсудимой непредвзято, сын мой.
— Не сомневайтесь, ваше высокопреосвященство.
— Не сомневайтесь, ваше высокопреосвященство.
— Гаэтано, ведь в твоей власти это прекратить! Я больше не могу, сжалься надо мной! Так больно, страшно… Ты можешь… Прошу тебя… — Бьянка захлёбывалась словами.
— Гаэтано, ведь в твоей власти это прекратить! Я больше не могу, сжалься надо мной! Так больно, страшно… Ты можешь… Прошу тебя… — Бьянка захлёбывалась словами.
Чем дальше она говорила, тем тише и неуверенней звучал голос. Во взгляде инквизитора была такая непримиримость, что все мольбы оказывались бесполезными.
Чем дальше она говорила, тем тише и неуверенней звучал голос. Во взгляде инквизитора была такая непримиримость, что все мольбы оказывались бесполезными.
— Завтра будет вынесен окончательный приговор. Ты знаешь, каков он будет, Бьянка. Ночью придёт священник, чтобы исповедовать тебя. Это твой последний шанс раскаяться и получить лёгкую смерть.
— Завтра будет вынесен окончательный приговор. Ты знаешь, каков он будет, Бьянка. Ночью придёт священник, чтобы исповедовать тебя. Это твой последний шанс раскаяться и получить лёгкую смерть.
— Я хочу исповедоваться только тебе, святой отец.
— Я хочу исповедоваться только тебе, святой отец.
Инквизитор, стоявший около порога камеры, вздохнул и приоткрыл дверь, собираясь уходить. В ответ на его молчание девушка тихо, но упрямо добавила:
Инквизитор, стоявший около порога камеры, вздохнул и приоткрыл дверь, собираясь уходить. В ответ на его молчание девушка тихо, но упрямо добавила:
— Иначе я не буду исповедоваться совсем.