Светлый фон
формальное

! Системное прерывание «Проектировщиков разума» (ДЖИЛЛ)> Выявлено использование формального «я». Производится проверка системы:

! Диагностика «Проектировщиков разума» (ДЖИЛЛ)> Выявлена закольцованная процедура. Выявлено возбуждение мыслительных систем. Дан звуковой сигнал тревоги. Проверка системы подтверждает аномалию в самоотносимости. Роджеру Аткинсу отправлено предупреждение.

69

69

Эфраим Ибарра сидел в самой глубине церкви на скамье рядом с Мэри. Над их головами послеполуденный свет, проникая сквозь розетту на южной стороне, заливал все вокруг оранжевым и красным. Облитые оранжевым светом архангелы висели над ними, неподвижные и таинственные.

– Не хочу вспоминать, что они со мной сделали, – тихо сказал Ибарра. – Мне придется давать свидетельские показания?

– Не знаю, – сказала Мэри.

Ибарра с сомнением покачал головой, вытер глаза и посмотрел на нее с невероятной беззащитностью.

– Я теперь такой хрупкий. Мне кажется, если я ударюсь об угол, то рассыплюсь… – Он растопырил пальцы одной руки, а затем сжал ее в кулак, наклонился и мягко постучал по спинке скамьи. – Во мне так много ненависти. Не могу поверить, что он отправил меня сюда пострадать за него.

– Кто? – осторожно спросила Мэри.

– Мой брат. Я же говорил – брат.

– Да.

– Он сказал, мне нужно отдохнуть. У него, мол, есть лишний билет, которым сам он не может воспользоваться. Велел мне позвонить Ярдли, когда я приеду, и представиться. Я никогда не уезжал далеко из Аризоны, только в детстве. И свалял дурака. Мне что-то во всем этом не нравилось, но хотелось уехать… Проблемы с женщинами. Вырваться из Прескотта, добраться до Лос-Анджелеса, улететь в Эспаньолу по билету брата… казалось, это именно то, что мне нужно.

Мэри молча слушала, чувствуя присутствие невообразимых чужаков над их головами. Ей представлялось, что они подслушивают, беспристрастно оценивая их высшим, нечеловеческим разумом.

– Он всегда заботился обо мне. С детства. У нас разные матери. Он на шесть лет старше. Наших родителей больше нет. Все умерли. – Глаза Ибарры широко раскрылись, он словно умолял Мэри понять. Она кивнула и коснулась его руки. Он медленно подвинулся к ней, как ребенок, ищущий утешения.

– Он убил нашего отца. Когда мы были маленькие. Ему было двенадцать или тринадцать, а мне пять или шесть. Наш отец был плохим человеком, чудовищем… С более светлой кожей, чем у нас, чем у моей мамы. Он говорил, что поэтому он лучше. И всячески обзывал мою мать. А нас заставлял называть его «сэр». Эмануэль заставил меня поклясться никогда никому не рассказывать. Но теперь я плюю на все эти клятвы. Отец убил мать, мою, не его, не мать Эмануэля; не знаю, что с ней случилось. Мою мать звали Хейзел. Думаю, мне было четыре.