Сколько им было? По двенадцать? Взрослых людей иногда парализовывает от страха, чего говорить о испуганной тихой девчонке. И единственное, что я мог сказать по этому поводу… такое случается. Да, ужасно и отвратительно, но случается, что ты с этим не делай.
Вот такая неприятная история отношений Лисицы и Совуньи. Я и до этого подозревал что-то подобное, но сейчас она лишь подтвердила мои подозрения.
— А что случилось после?
— Она искала… ик… способ избавиться от своих проблем, а я — мести. Нашла их, поступила в ту же секту, попав под крыло Феникса Ночи. И когда пришла пора расправы… ик… Феникс Ночи не дал мне этого сделать. Он покрывал их.
— Поэтому вы так ненавидите его.
— Он сохранил жизнь тем, кто должен был умереть… — пробормотала она.
Повисла тишина.
Я не знаю, о чём думала она в этот момент, но у меня в голове была абсолютная пустота. Я просто сидел и смотрел на костёр, на то, как подпрыгивают в ночи искорки, как танцуют тени на стволах деревьев и медленно похрапывает большой меховой Зу-Зу, который повадился в последнее время уходить в горы, где располагались снежные шапки.
— Ты… ик… будешь уважать меня после этого? — внезапно и тихо спросила Лисица.
— После чего? — я даже растерялся.
— После того, что узнал?
— А с чего мне вас не уважать? — удивился я.
— Ну я…
— Боже, не говорите глупостей, — я даже фыркнул от такого и обнял её крепче, чтобы показать, насколько мне наплевать на подобное. — Вы лучший мастер, которого я буду уважать и любить при любом раскладе, чтобы о вас я не узнал.
А потом понял, что она просто-напросто уснула в моих объятиях со спокойной душой. Хотелось верить, что ей именно что стало спокойнее от того, что никто её не станет призирать. Я знал, что такое бывает, но так же знал, что мир полон идиотов, которые ничего не поймут, пока с ними самими этого не случиться.
Поэтому я осторожно поднял Лисицу и отнёс её обратно в её палатку, пока пустующую (она делила её с Совуньей), а сам устроился на дежурство. Сегодня была моя смена.
На утро Лисица так ничего и не помнила. Или сделала вид, что ничего не помнила. Вылезла из палатки, огляделась, посмотрела на меня, деградирующего и засовывающего палочкой в костёр листики и представляющего, что это Вьисендо в печь отправляется, после чего слабо улыбнулась.
Её улыбка была как вспышка фотоаппарата — вот она есть, а вот её уже и нет, и ты думаешь, не показалось ли тебе. Или показалось? А может надо подойти и спросить, показалось ли мне или нет, и если нет, могла бы она ещё раз улыбнуться? Я просто моргнул в этот момент.