«Девушка» моя между тем вовсе не молчала, а изливала поток слов, не то чтобы совсем бессвязных… Но жутко пугающих.

— Я полюбила тебя сразу! Как только увидала — сразу поняла! Ты — мой мужчина! Только ты!.. Я хочу принадлежать только тебе! И я хочу детей от тебя! Ты — такой красивый! Храбрый! Добрый! Великий Охотник!.. Возьми же меня хоть младшей Женой! Или возьми меня просто так — я буду носить твоё копьё и стирать твою шкуру! Я буду твоей собакой, лишь бы принадлежать тебе!..

О-ох… А я-то сдуру думал, что теперь всё будет лучше…

А оно вон как повернулось!

Блинн, как говорит Мать. Впрочем — нет, она так не говорит. Это — я нуждаюсь в успокаивающих душу словах космослэнга.

И больше всего я злился именно на Мать — она-то уж наверняка всё знала. Эта зараза как пить дать снимает теперь не только мою энцефалограмму!..

И даже не предупредила! Коза бессовестная.

Если можно так сказать про машину, которая спасала мою жизнь десятки (если не сотни!) раз.

Спрашиваю поэтому вполне вежливо через всё тот же ларингофон:

— Мать! Всё это… Правда?

— До последнего слова! Я сама удивлена, что тебя, вредную, глупую, и самовлюблённую скотину, кто-то ещё может настолько сильно любить!

Я… проглотил комок в горле и заткнулся.

Обдумать предстояло многое. Но — чуть позже.

Выплакавшись и выговорившись «всласть», дикарка прижалась ко мне, и только гладила мою спину ладошками, и сопела — весьма, впрочем, умиротворённо.

Чёрт. Пора, как я сам сдуру брякнул, «принять ответственность».

Причём — по-полной.

Я отлепил тонюсенькие слабые ручки от своих плеч, отодвинул женщину от себя. Глянул ей прямо в глаза. Мать подсказала в ушной динамик слова чужого языка:

— Я беру тебя в Жёны.

Про себя же добавил — «И да поможет мне Бог!»

Никогда ещё я не чувствовал такой огромной нужды в его поддержке и помощи!