Светлый фон

Ничего больше завещать не буду — разбирайтесь сами, о Далёкие Потомки! Может, был смысл в нашей генерации. А может — и не было. Не знаю. Прощайте.»

Под этим завещанием лежали три контура — Мать подтвердила, что это рассыпавшиеся в труху скелеты и одежда. Но вот от чего, и как погибли эти люди, не выяснила даже она.

Ну и ладно. Это место и так навело на меня тоску и печаль. А ведь мы видали столько погибших или погубленных планет и Цивилизаций, что и не счесть… («восемьдесят девять» — некстати сообщила моя Хозяйка. Но больше ничего не сказала — чуяла моё подавленное состояние.)

 

Утром, поработав на тренажёрах, и поев, я решил навестить ещё раз своих «друзей» из Племени. Пусть они ничего и не помнят из Прошлого, зато — живые. Более чем.

Чтобы завалить большого буйвола, пришлось побегать (Вот резвая скотина попалась — еле догнал и проткнул! за ним… А потом — и протащить на волокуше из веток три мили до Пещеры. Зато уж Подарок смотрелся (Да и весил!) от души: должен понравиться моим вечноголодным и не слишком-то умелым троглодитам-охотничкам.

Однако подходя к пещере, заметил я странную активность.

Племя дико орало, расположившись более-менее правильным кругом, подпрыгивая, толкаясь и мешая друг другу, и кидая в кого-то камнями. На том самом месте, где в прошлый раз свежевали сьобра. Я тоже заорал, так как сердце почему-то сжалось, в предчувствии самого плохого.

Сразу же прыжки прекратились, а вопли — усилились (Ещё бы! Не слепые же!).

Все побежали ко мне, уже с радостными выкриками, поскольку тушу, которую я волочил, не заценил бы по достоинству только слепой. Ну, или очень старый и беззубый.

Приветствия и даже объятия прошли весьма бурно. Но учитывая гору свежего мяса, особых упрёков за уход в ночь я не услышал. (Как раз собирался, если бы спросили — отбрехаться именно тем, что ходил, якобы, на охоту!)

Совместными усилиями мы быстро доставили быка куда следовало.

Я оказался прав — там происходило свинство. Картина, открывшаяся мне, поразила до глубины души.

На земле лежала, истекая кровью, моя давешняя знакомая — измождённая не то женщина, не то — старушка. Жертва. Без сознания. Да и вряд ли вообще жива…

Мне бы, дураку старому, так всё и оставить, и не вмешиваться в Жизнь Племени… Однако я же — добрый идиот-гуманист, как частенько мне тычет в нос Мать.

Я пощупал пульс, и понял, что бедняжка ещё борется. Хотя дыхание уже почти не заметно.

Ага — мне, само-собой, захотелось выяснить, какого … здесь происходит.

Ух ты — они ещё, оказывается, и верят в «колдовство», и «дурной глаз»! Одна из жён Вождя посчитала, что «ведьма» навела порчу на её младшего отпрыска: того прошиб понос. А ещё бы не прошиб: кто же кормит грудного малыша полусырым мясом! Пусть даже уже полупережёванным. Пусть и из филейной части чёртова сьобра…