— Стукс. Йо. Слушайте сюда и передайте дальше. Мы должны подождать до второго раунда, но прежде чем он начнётся, мы на хрен свалим отсюда.
Глаза Стукса загорелись.
— Как?
— Я всё ещё работаю над этим. Теперь оставьте меня в покое.
Я хотел подумать. А ещё мне хотелось погладить маленький пучок волос, посланных мне Клаудией, — хотел бы я погладить и собаку, которой они принадлежали. И всё же простое осознание того, что Радар в безопасности, сбросило с моих плеч груз, который я даже не осознавал.
— Я не понимаю, почему этот красный жук пришёл к тебе? — спросил Йо. — Это потому, что ты принц?
Я покачал головой.
— Ты знаешь историю о мышке, которая вытащила колючку из лапы льва?
— Нет.
— Я расскажу тебе когда-нибудь. Когда мы выберемся отсюда.
3
На следующий день не было ни игр, ни банкета. Однако был завтрак, и поскольку Перси пришёл один, я смог передать ему записку на другой половинке клочка, что он дал мне. Там было всего пять слов:
Пошла молва:
Я надеялся, что если какие-нибудь ночные стражи придут проверить нас — днём это маловероятно, но так могло случиться — они не почувствуют новой силы и настороженности в своих пленённых гладиаторах. Я не думал, что так случится; большинство из стражей, как мне казалось, были довольно туповатыми. Но Аарон таким не был, как и Верховный Лорд.
В любом случае, жребий был брошен — конечно, при условии, что сверчок Джимини[48] доставит мою записку Клаудии. Когда начнётся второй раунд, последние наследники Галлиенов могли появиться у ворот одержимого города с отрядом серых людей. Если бы мы сумели выбраться отсюда и присоедиться к ним, у нас был бы шанс на свободу, может быть, даже на свержение существа, которое захватило власть и наслало проклятье на когда-то благодатные земли Эмписа.
Я был согласен на свободу. Я не хотел умирать в этой сырой камере или на поле боя в усладу Элдена и его подхалимов, и не хотел, чтобы умер кто-то ещё из моих товарищей по заключению. Нас осталось только пятнадцать. Галли умер в вечер банкета — насколько я знаю, пока банкет ещё продолжался. Двое серых мужчин унесли его на следующее утро после завтрака под присмотром ночного стража, которого звали Леммил, или Ламмел, или, может быть, Лемуэль. Для меня не было никакой разницы. Я хотел его убить.
Я хотел убить их всех.