— Если есть способ расправиться с ночными стражами, тебе стоит побыстрее узнать его, принсик, — сказал Эммит после того, как унесли Галли. — Я не скажу на счёт Летучего Убийцы, но эта сука, которая с ним, Петра, не захочет долго ждать следующего убийства. Она тащится от этого.

«Тащится» — не совсем то, что он сказал, но не далёко от истины.

На ужин, после банкета предыдущего дня, были куски полусырой свинины. От одного взгляда на мой у меня в желудке всё перевернулось, и я чуть не выкинул кусок в отхожую дыру. Хорошо, что не выкинул, потому что внутри попалась очередная записка от Перси, написанная тем же грамотным почерком: «Двинь высокий шкаф. Дверь. Может быть заперта. Уничтожь это. К твоим услугам, Персиваль».

Могло быть и лучше, но пришлось довольствоваться этим, к тому же сведения пригодились бы только в случае попадания в комнату чиновников. Мы могли бы справиться с гибкими палками, но только если бы как-то вырубили высокое напряжение, окружавшее наших пленителей. Допустим, нам это удалось.

Могли мы убить их, когда они и так уже мертвы?

4

Я с ужасом ждал завтрака на следующий день, зная, если Перси принесёт сосиски, второй раунд начнётся до того, как я придумаю, что делать с голубыми парнями. Но на завтрак были большие лепёшки, покрытые каким-то ягодным сиропом. Я поймал свою, съел, затем воспользовался кружкой с дыркой на дне, чтобы смыть сироп с рук. Йота смотрел на меня через решётку своей камеры и облизывал пальцы, дожидаясь, пока уйдёт Перси.

Когда тот ушёл, Йота сказал: «У нас ещё один день для тех, кому нужно зализать раны, но если это не случится завтра, то, вероятно, послезавтра. Не позже, чем через три дня».

Он был прав, и они все рассчитывали на меня. С их стороны было абсурдно всё ставить на веру в старшеклассника, но им был нужен чудотворец, и они избрали меня.

В голове я услышал голос тренера Харкнесса: «Упал и отжался двадцать раз, пустое ты место».

Поскольку у меня не было лучшей идеи, и я чувствовал себя пустым местом, этим я и занялся. Руки широко расставлены. Медленно опускаюсь, касаясь подбородком каменного пола, затем медленно поднимаюсь.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Стукс, свешиваясь через решётку и глядя на меня.

— Это успокаивает.

После того, как вы преодолеете первоначальную скованность (и предсказуемый протест тела против нагрузки), всегда приходит успокоение. Пока я опускался и поднимался, я вспоминал сон: Лия держит на коленях фиолетовый фен моей матери. Вера, что решение моей проблемы — нашей проблемы — лежит во сне, была без сомнения сказочной логикой, но я попал в сказочное место, так что почему бы нет?