Старец с голубой бородой ударил кулаком о стол. Тарелки подпрыгнули, кубки с божественным напитком попадали на стол, разливая свое драгоценное содержимое, а все боги внезапно онемели.

— Пророчество отреченной мойры? — грозным голосом переспросил он. — Все это чушь! Как смеет человек с подобными заявлениями являться в Монсальваат, тревожить обитель богов? Монсальваат был всегда и будет всегда. Пока стоит мир.

— А если мир не устоит? — вырвалось у Кэйна.

Он тут же пожалел о том, что открыл рот, так как взгляды всех в зале обратились на него. Однако фраза сказана, и отступать уже некуда.

— Что, если пророчество уже сбывается? Что, если и над Навью, и над Правью уже нависла опасность?

— Нас не волнует опасность, нависшая над Навью. А ежели кто посмеет угрожать Прави, мы сможем дать достойный отпор.

Фира скривился, окидывая богов наигранным презрением.

— А пока, так и будете сидеть за своим ломящемся столом и жрать? Набивать свои безмерные желудки — это все, на что вы способны? Сколько вас тут за этим столом? Жалкая кучка не больше пятидесяти голов. Рассказывайте сказки, что у вас все хорошо! А стол такой пустой, потому что остальные просто не голодны.

— Да как ты… — Син сжал руки в кулаки, его дыхание прерывалось от возмущения. — Да как ты, жалкая человеческая букашка, смеешь дерзить богам?!

— А что остается делать, если боги ведут себя, как свиньи? Фигурально выражаясь. Свиньи тут, конечно, не при чем, вполне приличные животные, — Фира почувствовал, что его конкретно понесло, но остановиться уже не мог.

— Ты поплатишься за свою наглость! — возвестил Син. — В темницу его!

Никакой стражи не выбежало, вокруг Фиры просто мигнул свет, а в следующий момент его в пиршественном зале уже не было.

Исчезновение человека ни на кого не произвело особенного впечатления, не считая, разве что, Тейна. Но зато в зале воцарилось всеобщее возбуждение и началось некое подобие обсуждения. Пифо пытался донести до богов мысль о возрождении Монсальваата, но, кажется, сначала ему следовало доказать богам то, что тот в упадке. Боги отказывались признавать, что в их существовании что-то не так.

Улучив момент, Тейн наклонился к Морте, нежно, но уверенно обнимая ее за талию и чуть прижимая к себе:

— Не желаете ли прогуляться, миледи?

— О, детка, ты читаешь мои мысли! — радостно заворковала она ему на ухо.

— И куда мы могли бы пойти?

— Конечно же, в мои покои, что за странный вопрос, — захихикала мойра.

Понимая, в какую бездну он ступает, Тейн позволил ей увлечь себя в глубину Монсальваата.

Покои Морты были выполнены на восточный манер. Мягкое резное дерево с причудливыми узорами создавало уютную атмосферу. По полу в беспорядке разбросаны мягкие подушки цвета морской волны, а под ними лежал роскошный ковер, в котором нога утопала по щиколотку.