Светлый фон

Дима сказал:

-Только бы ковчег оказался на месте, и только бы мне в него попасть!

- Подозреваю, что мало попасть в хронокапсулу, нужно разобраться с ништяками - управлением, и прочим. И деда туда не поволокёшь... Возьми с собой Елисея и Игоря, они шарят в программах, может, разберутся...

- Жека Бизонич был бы лучше Прокопенко... - протянул Дима, зная, как сложно находить общий язык с Еликом.

- Ладно, бери Жеку и Елика. Жека сильнее в компьютерах, чем Игорь. Был. Игорь хорошо разбирается в машинерии в котельной, пусть возвращается в лагерь, если жребий ему выпадет, конечно.

- Жребий, жребий! - пробурчал Сивицкий. - Та не мог бы решать сам, без жребия?

- Ещё не время, - заметил Карнадут. - Я не спешу кормить маленького Чингисхана у себя внутри. Не так уж важно, кто вернётся в лагерь. Нет, - он покрутил головой, - вообще-то важно, ёлы! Я на три части разбиваю отряд, и всё из-за избалованного мелкого жучары и его капризов! Больше такое не должно повториться!

Комендант выругался. Сивицкий ещё не видел Карнадута таким злым.

 

В этой местности жили волки и с наступлением ночи звери дали о себе знать. В лесу раздался волчий вой. Парни разложили хворост кольцом вокруг лагеря и, сменяя друг друга, рубили и рубили ветки, запасая топливо для долгой ночи.

Волки выли, но не приближались.

Иоанна стонала от боли сквозь стиснутые зубы, не открывая рта. Что у неё болело, узнать было невозможно. Ночью ей скормили последние таблетки, это был анальгин. Иоанна забылась сном.

Влад приставил к Метлушко Матвея, велев смотреть за состоянием больной и следить, чтобы огонь горел ровно с двух сторон от её постели, устроенной на высоком настиле из хвойных лап. Матвей влажно кашлял и хлюпал носом. Он притих и думал, что дома в лагере было отлично, и с Иванкой в подлёдной норе было хорошо, а в походе оказалось совсем не весело.

Иоанна умирала. Это было видно по тому, как легли у переносицы синие тени, и карие глаза, ещё недавно быстрые, весёлые, ввалились в глазницы, нос заострился, скулы обтянула кожа. Однажды она открыла глаза, хрипло произнесла, так, что не разобрать: 'Зима... Пить'. Возможно, она сказала: "Дима, пить".

Ей поднесли воды, она проглотила пару ложек жидкости и закрыла глаза.

Елисей перекрестил Иоанну и истово прочитал над ней единственную молитву, которую знал. Сивицкий был готов упасть на колени перед Елисеем, чтобы он отмолил у смерти несчастную Ванятку. Сивицкий шёл рядом с носилками, и его широкие брови сошлись в одну черту, лицо осунулось. Он уже решил, как поступит, если Иоанна умрёт.