Глава двадцать первая. И смерть дышала...

Мамонты поднялись до восхода. Они тихо фыркали, отрясая с себя снег. В крови животных тёк гемоглобин с особыми свойствами: он и при глубоком минусе насыщал кровь кислородом, поэтому мамонты спокойно переносили переохлаждение тела и зимнюю бескормицу.

Мамонты потёрлись друг о друга боками и мохнатыми толстыми хоботами, с тяжёлым сухим звуком постукивая бивнем о бивень соплеменника. Мамонтёнок напился материнского молока и только попробовал весело взвизгнуть, как мать, вожак стада, чувствительно ткнула его хоботом. Мамонтёнок замолчал. Мать позволила ему обвить свой хобот, что было проявлением нежности, но скоро прекратила игру. Занималась заря, и пора было трогаться в путь - протаптывать старые и прокладывать новые тропы.

Мамонтиха не помнила, как оказалась в этом странном краю, покрытом густыми щётками высоких растений, занявших сухие бугры по краю болот. В эти заросли мамонты не совались - чувствительную стопу кололи острые обломки растений, валявшиеся там на земле.

Она не помнила, чтобы бабушка или мать приводили семью в эту землю. А память у матриарха была отменная, хватало одного путешествия, чтобы она знала территорию во всех мельчайших подробностях и помнила до глубокой старости.

Мамонтам пришлось двигаться вдоль реки по болотам, спускаясь всё южнее и нигде не встречая сородичей. Они попробовали на вкус молодые ветки некоторых высоких растений и нашли их съедобными. Травы и болотные мхи тоже годились им в пищу. Здесь текла Глубокая Вода, сейчас скованная льдом, а за ней тянулся высокий берег, который мамонтов не интересовал. Но иногда матриарх вела туда семью, чтобы, пройдя по льду очередного притока вглубь берега, обследовать местность. Но везде были те же высокие непролазные заросли, покрытые зелёными колючками и пахнувшие резко.

По этим землям ходили звери, знакомые мамонтам: например, зубры, олени и лоси. Они измельчали по сравнению с прежними, но мамонты знали их и не опасались, по крайней мере, до ярых дней, когда самцы становятся безумными и могут броситься под ноги, целясь рогами в брюхо мамонту-подростку.

Вокруг сновали песцы и ярко-рыжие лисицы; зайцы оставляли петляющие цепочки следов, из-под ног порой вспархивали куропатки, ночевавшие в снегу. Стаей бродили измельчавшие волки с шерстью темнее обычной, боявшиеся мамонтов и способные только выть из чащи. Встретилась пара полярных волков, про которых мамонты знали, что они вестники смерти. Эти белые волки, где бы ни были, успеют в то место, где умирает мамонт, а, чаще всего, мамонтёнок. Мамонтёнку проще умереть. Взрослые самки живут долго, рожая одного детёныша раз в четыре года; они держатся семьёй, они внимательны и осторожны. Самцы ходят одни и рискуют больше. Иногда самцы ломают бивни в битве за самку, и расколовшийся бивень мешает несчастному и, случается, он цепляется бивнем за естественную преграду и погибает не от старости, не оттого, что сточились зубы, и не от весенних болотных грязей, способных взять в вечный плен даже мамонта. И, если это произошло, белые волки помогут ему умереть и расправятся с тушей погибшего, острыми клыками разрывая ему мохнатую шкуру, вгрызаясь под рёбра и выедая внутренности. За волками под шкуру просочатся куницы и хорьки, гоностаи и ласки. Они обгрызут мясо с костей острыми мелкими зубами, а потом замрут на ветках окрестных деревьев с раздувшимися от переедания животами. Если мамонт умер зимой, белые волки останутся жить под замёрзшим трупом, и потом, сытые, будут размножаться в норах неподалёку.