— Я могу поделиться своей, — отозвался я. — Для меня то, что мы видели в пропасти, — не будущее. Вернее, это была только одна из возможных версий будущего, одна из вероятностей, которые кроются в нас.
— И почему мы тогда видели именно эту?
— Я думаю, потому что речь идет об осевом будущем, о прямой трассе.
— В смысле?
— Это доминирующее будущее, наиболее вероятное, то, которое нам предстоит, если все наши внутренние тенденции будут развиваться нормально и подтвердятся. Я не считаю, что хрон — это память. Он есть мерцание наших вихрей, форма психического эхо, отзвук сил, что нас
420
формируют, он обладает способностью передавать это посредством воды. То, что он нам показал, — это своего рода конкретизация того, чем мы потенциально являемся.
— Наше становление?
— Да, наше основное становление.
— То есть для тебя, Сов, ничто не предрешено?
— Нет,
— А Барбака сожрет островомедуза, если он ничего не поймет? Так, что ли?
— Возможно. Он нас слышит?
— Нет, они там уже спят. Не слышишь, как они храпят, что ли?
π