206

но найди место где-то внутри себя, где сможешь укрыться в такие моменты. Не позволяй телу заразить тебя, завладеть тобой. Если у тебя получится, то ты выживешь. Разумеется, нет ничего проще, чем рассуждать об этом, сидя в тепле, сытым и отдохнувшим. Но когда опускаешься на самое дно изнеможения, Сов, когда машина отказывается функционировать, тогда все представляется совсем иначе. Самое сложное — это смерть вокруг. Никто не готов смотреть, как на его глазах умирают, никто, можешь мне поверить. Смерть близкого хуже самого жуткого ярветра, хуже седьмой формы ветра. Она разрушает изнутри, убивает частичку тебя, лишает надежды, все делает напрасным. Мы не смогли справиться с невыносимостью повторяющихся смертей. Не смогли. Поэтому мы сейчас здесь, в лагере. Поэтому мы проиграли эту схватку. Если вы готовы увидеть, как умирают пять, десять, пятнадцать ордийцев, пусть даже ваш Голгот, и все равно продолжать путь, то у вас все получится. Во всяком случае у вас будет на это шанс. Не спрашивай меня, стоит ли оно того, Сов. Ни о чем меня не спрашивай. Я ничего не знаю. Я так и не смог ответить себе на этот вопрос, ни в восемь лет, ни в сорок, ни в семьдесят».

π Мы наконец установили палатку и закрепили ее крюками в восьми местах. Аои зажгла масляную горелку. Снег начал таять. Нескончаемо долго. Я упирался головой в крышу палатки. Сидя, мы помещались все вместе, но лежа на всех места не хватит. Степп вызвался спать в гамаке, несмотря на просьбы Аои. И Тальвег вместе с ним. Я на них молиться был готов. Я был без сил. Голгот по-прежнему без сознания. Силамфр в полусне что-то бормотал, но его продолжало тошнить, и кровь из ушей так и не прекратилась, продолжала вытекать капля за каплей. Альма уснула

205

над ним, не в состоянии остановить эти извержения. Она спала, согнувшись вдвое, вся скрюченная.

∂ Я чувствовал обволакивающее тепло, кокон из ткани с подкладкой из овцебычьего меха, тепло и тишина, гудящая тишина… Снаружи еще доносится свист шквалов и тягучий, скользящий по самой земле ветер, что не дает мне уснуть… Где-то вдали, с глухим грохотом обрушился гигантский серак… Резкое заледенение перед наступлением ночи вызвало каменистую осыпь в ущелье недалеко от нас… Этот сухой звук кавалькады казался мне барабанным боем, минеральной игрой перкуссии… До тех пор, пока я могу слышать музыку в шуме мира… пока я слышу, как лавины сотрясают воздух… пока у меня есть силы сочинять мелодию звуков… Как в прекрасной сказке Караколя, где все начинается, все порождается звуком: ветер, воздух, все это звук, активная кровь, подвижный звук, густая кровь, что толкает и разливается, звук…