) На лице ястребника, по обыкновению спокойном и уверенном, отразилось такое напряженное волнение, словно двадцать лет упорной и ежедневной дрессировки были подвешены на тончайшие нити и держались за верхушку хребта, как эквилибрист на канате.
)
π Он закрыл глаза как в молитве, как будто в поисках ответа.
π
x Я видела, как он украдкой затаил дыхание, больше не глядя на птицу. Стреб почти отвернулся, словно знал, что ровно в этот миг (да, Сов) дрессировка, тончайшее и
x
166
неблагодарное мастерство, которым он занимался в течение двадцати лет, эта дрессировка, построенная на эмпатии между хозяином и птицей, являвшейся полной противоположностью механике стимула-реакции, применяемой сокольником, эта дрессировка, что была его гордостью и светлой нитью жизни, наконец встретится с правдой лицом к лицу.
Мы узнали об этом позже, но крик, брошенный ястребником своему воспитаннику, не был отчаянной командой, его невозможно было запомнить и воспроизвести, — это был не приказ, а пароль, он не взывал к какому-то известному птице действию, не предполагал послушания, но рассчитывал только на понимание (с долей безысходности), этот крик лишь подбивал хищника броситься в пропасть навстречу своей свободе с той разницей, что Шист должен был почувствовать и исполнить приказ, данный самому себе.
π Ястребник снял шлем. У Дарбона, стоявшего рядом с ним, глаза выкатились от волнения, и вопреки всяким ожиданиям я услышал, как он прошептал:
π
— Он пройдет.
) Ястреб оставил свой машущий полет и плавным движением проскользнул в проем. Без малейшего усилия или движения прошел через стену ветра и скрылся за снежным холмом. Когда мы увидели его снова, несколько секунд спустя, он держал в когтях горностая и планирующим полетом поднес добычу хозяину.
)