С этой башни ребята видели при свете луны все передвижения в лагере биффорцев.

— Похоже, они восстанавливают Большую Лу, — заметил Герт, передавая другу его любимые пироги с яблоками.

— Да ерунда всё это, — махнул рукой кузен Ти и передал Герту кувшин с вишнёвым компотом, Герт предлагал взять вина, но тенир вообще не признавал хмельных напитков. — Конечно, если падёт Восточный Барт, мало не покажется. И твоему посёлку, и на Ярн-Геронд путь открыт. Вот только хоть городок и мал, но даже на него у них мало сил для серьёзного штурма. Основные события сейчас южнее. Там, где армия выматывает биффорцев в оборонительных сражениях. А здесь теперь...

Кузен Ти отложил недоеденный пирог и лёг животом на крышу, пряча лицо. Голос его стал глухим.

— Здесь теперь из-за этой дурацкой клятвы коменданту только скучать в осаде. А мне нужны сражения. Нужны, Герт! Без сражений я начинаю слишком много думать о... Дружище, если б ты знал, как я тебе завидую, что у тебя жив папа! Как вы душевно разговаривали! А я... уже никогда не смогу так со своим поговорить.

Разговор Герта с отцом был и тяжёлым и приятным одновременно. Герт очень расстроился, что папа ранен и очень обрадовался, что рана уже зарубцевалась. Он был счастлив его увидеть, и испытывал стыд и за побег и за погром, заглядывая ему в глаза.

— Прости меня, папа, — начал мальчик беседу.

— Да я не сержусь, — заверил отец. — Я просто не могу понять. За что? Чем круг-то гончарный не угодил? Посуда... хорошая посуда. Всё ж моих трудов плоды.

— Не знаю. Клянусь Светом, не могу объяснить... как-то достало... всё достало.

— Что достало? Тебе разве плохо жилось? Да, не без ругани, но сыт и одет-обут. Мама как могла уют создавала.

— Да хорошо было! Только покинув дом, понял, как дома было хорошо... просто не так... не так, как по мне.

— А как «по тебе»?

— И этого не знаю, папа.

Пока Герт собирался с мыслями, отец рассказал, что вся родня сейчас в Ярн-Геронде. Мама не хотела отпускать в ополчение, пришлось крепко поругаться. Не без гордости поведал, как был ранен в первой же стычке, но успел снести одному ландскнехту голову топором. И, устав от молчания сына, спросил:

— Ну, и как тебе в страже?

— Па, не смотри на эмблему на щите. Я уже не боец Герцогова Ока.

— А ливрея?

— Просто забыл сдать, а начальник не напомнил. Я больше не имею права на её цвета.

— Когда закончиться война, ты можешь вернуться в стражу?

— Могу... свободно могу... Найрус будет рад, но сейчас не уверен, хочу ли.