Жизнь — это желание.

Я лежу на левом боку на мраморном столе в изножьи саркофага, в похоронном покое моего мужа-отца, небтауи-шех Бакара, называемого также фараоном.

Он начал готовить свою усыпальницу сразу после вступления на престол, когда ему едва исполнилось семнадцать лет. Как мне сейчас.

Тридцать лет гора превращалась в пирамиду — её склоны срывались, грани выравнивались, наклонные стены лицевались кварцем богов — тем, что пьет энергию солнца и накапливает её в серебряных колоннах, греющих и освещающих каждое жилище. Храмовыми лучами внутри горы выжигались сакральные покои. Ведь каждый небтауи-шех после смерти становится богом Осири, одной из граней Малааха всемогущего, по чьей воле случаются все вещи между землёй и небом.

Я, любимая новая жена своего отца, заживо похоронена в его склепе, погружена в темноту и тишину и подготовлена мастерами-бальзамировщиками к тому, чтобы последовать за моим фараоном в царство Херет-Нечер.

Бальзамировщики знают свое дело. Моё тело очищено и зашито золотыми нитями, глаза ослеплены, барабанные перепонки проколоты. Умерев под горой, я мумифицируюсь, и легки будут мои шаги по водам, омывающим загробное царство, и велика моя сила в мире духа.

Когда в тебя не могут попасть ни свет, ни звук, ни запах, ни ощущение, тогда сквозь телесный ужас и смертную панику постепенно проступает глубочайший покой, и ты видишь себя, по-настоящему видишь. Не ту, что называлась «Мересанк», а вечную сущность, единую с семью гранями Малааха и со всеми живыми существами.

В этом безмолвии и бесчувствии, когда все ощущения, которые мне доступны — это внутренние сигналы от моего тела, я вдруг понимаю невероятное.

Я не умираю. Я исцеляюсь, мои раны зарастают.

Веками жрецы сгущали священную кровь фараонов, не позволяя ни капле уйти за пределы семьи, направляя её в одно русло, чтобы разбудить дремлющую в ней древнюю силу, принесенную со звёзд.

И вот она — во мне.

Мои глаза горят огнем — это восстанавливаются выжженные хрусталики и роговица. Я чувствую, как исторгаются золотые скобы, которыми меня зашили.

У меня пока еще нет сил, чтобы разорвать полосы серебряного льна, которыми примотаны к бокам мои руки, но скоро я, наверное, смогу это сделать.

Очень хочется пить.

«Мересанк» означает «Та, что любит жизнь», или «Живая Вопреки», если использовать иероглифы Прежнего Царства.

Моё имя истинно.