В баре она была напряжена, но только до тех пор, пока хорошенько не распробовала пиво. Когда же наконец расслабилась, начала сыпать пригоршнями странных вопросов: что такое “бабочки в животе”, кто такие “тёзки”, что за музыкальный инструмент у Илайи?.. Вопросы были, мягко говоря, неординарными. Они меня по-настоящему напрягли. То же, как легко она впитала в себя придуманную мной на ходу специально для неё легенду про иностранку, приехавшую в Швецию из Америки, окончательно заставило меня понять, что с этой девушкой что-то “не так”. Причём это таинственное “нечто” было очень серьёзным, я даже подозревал в нём угрозу, с которой мог бы не справиться даже опытный киллер, однако при этом справлялась хрупкая девушка… Это было странно, немного неприятно, но не отталкивающе, а наоборот – маняще. Как бабочку манит огонь на сожжение, так Ариадна, танцуя со мной посреди бара так, будто рядом с ней есть только я, манила меня в глубину своего тёмного прошлого…

После были выброшенные ею бинты, освободившие её правое предплечье – с кровавыми потеками… Купленная мной для нее одежда и предметы гигиены – она от них не отказалась и даже будто обрадовалась им, особенно её вдохновил вид расчески… Я решил проверить и спросил таким тоном, будто отрицательный ответ может быть нормой:

– Ты когда-нибудь видела, как готовится блюдо?

Она повелась:

– Нет, не видела. И совсем не умею готовить.

От этого ответа меня словно пригвоздило к полу. Как человек восемнадцати лет может всерьёз утверждать, что ни разу в жизни не видел процесса приготовления блюда? Я нашел всего два варианта ответа, и оба были ужасны: либо у неё амнезия, либо тяжелое детство в подвале. Я предпочел остановиться на первом варианте. Потому как она, вроде бы, в социуме держалась вполне уверенно, хотя и многого не знала – к примеру, что такое банковские карты. А ещё потому, что второй вариант был слишком зверским.

Она мастерски играла в шашки – в основном обыгрывала меня. Однако про домино впервые слышала. Усвоив же простые правила игры, она быстро вошла во вкус и ни разу не изъявила желание остановить игру. Я же хотел наблюдать за ней, а во время игры она была как никогда близка ко мне и, сама того не понимая, как никогда открыта. Она не замечала, как во время набирания игральных костей её запястья оголялись, а вместе с ними оголялись и ужасные кровавые ссадины на её запястьях. Теперь у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что её руки связывали очень крепко и на долгое время. Её губа хотя и зажила, всё же показывала мне, что травмирована она не от укуса, который она могла бы нанести себе сама – травма была от удара. Но при этом, играя в домино, она выглядела счастливой. И это пугало меня. Внутри меня всё вскипало от вида её пострадавших запястий, а она улыбалась, раз за разом вытаскивая из банка выгодные для нее фишки.