Никакой реакции. Она даже не обратила своего внимания на тот факт, что она является роскошной шатенкой, из чего следовало, что мои слова о моих вкусовых предпочтениях касательно противоположного пола напрямую относятся к ней самой. И так “в пустоту” улетел уже сотый непрозрачный намёк относительно моей увлечённости её персоной. Ну надо же быть такой незаинтересованной! Даже оскорбительно…

В баре случился глупый разговор на тему Миррор и клонов. Я немного выпил и, отвлечённо слушая высказывающихся, как-то потерял из вида Ариадну, потому не видел, что происходило с выражением её лица на протяжении всего этого раздрая. Понял, что что-то не так, в самом конце разговора, когда случайно скользнул взглядом по лицу своей подруги и увидел на нём гримасу то ли физической, то ли душевной боли, которую она изо всех сил старалась спрятать под маской, однако у неё никак не получалось справиться с этой задачей… Когда Ариадна вскочила со своего места после высказывания Риты о клонах, основанного на аналогии с фастфудом, я уже понимал, что пропустил что-то очень важное, но что и в какой момент?.. А потом короткий диалог в две фразы:

“ – Слышал о ноцицепции? Боли нет.

– Кто тебя учил такому?”.

Пока она разбиралась с банкоматом, я раз за разом прокручивал в голове этот момент. Она знает про ноцицепцию, но не знает про кочевников и бабочек в животе. Знает языки, но не знает банкоматов. Знает, как заклеивать лейкопластырем сбитые костяшки пальцев, но не знает, что такое пиво. И вдруг… Протягивает мне пять тысяч долларов, а в глазах хотя и весёлое, но всё же напряжённое непонимание стоимости этих бумажек. И по пути на яхту вопрос: “Каково тебе — быть человеком?”. Всё это не состыковывалось, никак не связывалось и потому рисовало в моём воображении угрожающую картину хаоса. Что передо мной предстало? Амнезия? Запертое детство? Определённо точно тяжелое прошлое… Передо мной был клон. Я понял это на следующее утро, после того как увидел у неё пистолет и чуть не схватился за собственный, после того как растряс содержимое её рюкзака.

Первые часы я не знал, что с этим делать. Но ещё до того, как она вернулась под крышу моей яхты поздно ночью, голодная, уставшая, молчаливая, я понял, что для меня уже всё кончено. Слишком поздно. Позади стена – попросту некуда отступать. Я уже по уши влюбился в ту, которая даже человеком не являлась. В её извечный вопросительный взгляд, в серебряные искры её глаз, в редкую, но неизменно лучезарную улыбку, в изгибы её тела, повреждённого, но обещающего выздороветь… Её по-настоящему пытали. С беспощадностью, с желанием причинить острую, жестокую боль… Как же я справлюсь с таким грузом боли?.. Я решил: не важно как. Главное – начать.