Мы с Брэмом ушли одновременно. Не специально. Просто так случилось. Ему было восемьдесят восемь, мне семьдесят шесть. Нашему старшему внуку, сыну Ноа, было шестнадцать, а самой младшей внучке, дочери Джека, всего пять. Все они очень горевали и каждый плакал по нам… А спустя два месяца каждый из них удивился тому, чтó получил от нас в наследство.

После нашего ухода каждому нашему ребенку, их паре и каждому внуку досталось в наследство по одному миллиону. Ещё два миллиона мы завещали надежному фонду помощи детям, нуждающимся в трансплантации органов. Фонд принадлежал Эшли Одетте Катарине Карлссон, но это имя нам ни о чём не говорило. Потому что мы так и не узнали о том, что у Катарины Зарр был тайный роман с её телохранителем Густавом Карлссоном – ему было всего двадцать два, а ей семнадцать, когда она разродилась в Альпах. Хонас Зарр ничего не заметил, потому как считал, будто его дочь проводит каникулы в горах и не торопится вернуться в Швецию из-за сильных снегопадов, случившихся в том году. Новорождённая девочка осталась со своим отцом и его родственниками, и вскоре должна была объединиться с матерью, до восемнадцатилетия которой оставалось совсем немного. До тех же пор Катарина оставалась зависимой от своего опекуна и потому должна была вернуться в Швецию, где Хонас Зарр принял её послеродовую депрессию за результат употребления наркотиков. В итоге Катарина умерла от его руки. Любивший её парень искренне горевал. К имени Эшли Одетта, которым наделила свою дочь Катарина (второе имя в честь нашей матери), он добавил имя своей возлюбленной, моей единственной сестры, которую я не знала. Густав смог стать хорошим отцом. Жизнь продолжалась. Ему повезло – он встретил хорошую женщину и женился на ней, когда Эшли Одетте Катарине было пять лет. Так у моей единственной племянницы со временем появились два единокровных брата.

Эшли Катарина Одетта Карлссон никогда не узнает о существовании своих кузенов, живущих в Канаде. А они никогда не узнают о ней. Но наше с Брэмом посмертное пожертвование отправилось именно в её фонд, чем случайно спасло дело всей жизни моей единственной племянницы, не продолжившей наш род по этой родословной ветви.

Как Брэм и обещал – нас никто не нашёл. Вдвоём мы прожили долгую, счастливую и безусловно интересную жизнь, и оставили после себя яркий след. Главное наследие было заложено в сердца наших детей и их детей: будьте храбрыми и добрыми – несмотря ни на что.

***

Всё можно. Вам наврали. Можно всё.

И песни на рассвете петь, ругаться матом,

и раздевать прохожего порочным взглядом,