Зато красная. Темная. И пыли на одежде осядет прилично.

- Наверху? Мог, пожалуй. Так не скажешь. Только тогда нужно было знать, где копать. Планы… - Зима отступила. – Старые письма. И его брат тоже был одержим идеей клад найти, если верить Отуле. Мог и он… или хотя бы ориентиры набросал. А Мишка воспользовался. Взял лопату… в корнях дуба… поковырялся. Дуб этот, судя по корням, не одну сотню лет стоял.

И вполне мог стать ориентиром.

Тварь села на зад и уставилась на Бекшеева.

- Спросим, - сказал он. – Что в другой стороне?

- Тупик. Штрек бросили. Давно уже. Идем…

И вправду тупик. Пусть даже обрыв не резкий. Коридор сужается, истончается, пока вовсе не оборачивается спиной. Зато в этом тупике нашелся старый котелок, кострище и даже пара банок с консервами.

- Отлично, - Зима подняла ближайшую.

А потом пошарила впотьмах и вытащила кусок черного жирного угля.

- Толковый парнишка… но Софья… Сомова…

Что не так?

- Что не так? – Бекшеев задал вопрос вслух. – Если он и вправду любил…

- Будто этого достаточно.

- Нет?

- Избалованная девочка, которая никогда-то ни в чем не знала отказа. И мальчишка, который с малых лет привык горбатиться и по-другому жить не умеет. Он и от нее ждал бы, что она тоже станет работать. И она бы стала. Из большой любви. Из большой любви часто совершают большие глупости. Но её не хватило бы надолго. Как и этой любви. Любовь вообще продукт скоропортящийся.

Зима разламывала уголь руками. И ладони её покрылись толстой пылью.

- Вон, глянь, - сказала она, приподняв лампу. – Видишь?

- Что?

- Уголь. Он его стащил. Угля здесь нет. Его покупают. Яжинский вот покупает, чтобы скотники топить. Козы – твари выносливые, но все одно тепло любят. А Мишка украл уголь. И матрасы эти. Садись, к слову. И раздевайся.