“Только это не хватало”, — мелькнула мысль у Дорана.
На самом деле, пара точных ударов в челюсть разрешила бы спор. Но ничего бы не изменило. Верхних все так же ненавидели бы.
Доран вдохнул и выдохнул, усмиряя гнев. Он спокойно завел руку за спину, к днищу вингпека. Нужно только откинуть крышку и достать пистолет. Бирюк заметил это движение и замер, прикидывая шансы. Потом сел обратно.
“Не такой уж и глупый”, — Доран убрал руку. Пользоваться оружием совсем не хотелось.
— Не заносись, кукла МЭИ, — злобно проворчал Бирюк, сверля его взглядом исподлобья. — Всю вашу жизнь контролирует суперкомпьютер. Вы запрограммированы быть такими идеальными, это не ваша заслуга… Хотя, я слышал, что случайности происходят даже в “Пончике”?..
По спине Дорана пробежал холодок. Ему почудился звук визжащих рельсов и грохот… Он встряхнул головой и выдохнул, приходя в себя. Лучше не поддаваться издевкам местных.
— Ты про “десять процентов случая”, — закивала Ситалл. — Людей планируют заранее вплоть до пола и роста, но оставляют десять процентов на волю случая.
— Для генетического разнообразия и предотвращения вырождения, конечно же. Мол, в природе так и происходит. Именно случайности являются гарантом естественности. Но вы всё еще искусственные. И у вас у всех одинаковые уши! — добавил он таким тоном, словно это оскорбление.
Доран опустошил миску и махнул владельцу кафе, чтобы попросить счет. Что-то он задержался тут.
— Ты уже уходишь? — Ситалл запротестовала и буквально повисла на нем. — Посиди еще! Не хочу слушать душное нытье этого старпера!
Доран неохотно выдавил улыбку.
— Мне надо идти.
Бирюк булькнул пивом.
— Гляньте на его рожу. Сидит тут, сморщив свой красивый носик. Ничего! Рим тоже был городом для беженцев, а потом стал столицей великой Империи… И мы однажды запоем нашу песнь… Однажды.
— Эй, может не стоит так громко про революцию? — шепнула Ситалл.
Бирюк рыкнул на нее.
— Кто тебя за язык вообще тянет, малая? Заткнись уже!
Доран вмешался:
— Революции возможны только в условиях произвола власти. У нас такого нет. Как раз таки благодаря МЭИ.
Бирюк скривился в болезненной ухмылке. Его лицо стало зловещим.