— Да-да! — отозвалась она севшим голосом, который никак не хотел звучать бодро.
Дверь открылась, и в комнату вошел Гронский, на удивление свежий и энергичный.
— Доброе утро, — сказал он. — Как спалось?
На нем была чистая белоснежная рубашка, безупречно сидящие темные брюки, черные волосы влажно блестели после душа. Алина с завистью глянула на него и ответила:
— Спасибо, чудесно.
— В ванной есть чистое полотенце и новая зубная щетка.
«Ты мой кумир, — подумала Алина. — Подумать только, какая простая формула счастья».
— Собирайся, а я пока заварю чай. У нас важные новости.
Он внимательно посмотрел на Алину и осведомился:
— Как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно, — призналась она. — Жуткое похмелье.
Гронский усмехнулся.
— Добро пожаловать в мой мир, — сказал он и вышел из комнаты.
Через двадцать минут они сидели на кухне: большой, пустынной, старой, со стенами, покрытыми желтой, местами облупившейся краской, множеством каких-то труб, стальными кольцами выступающих из стен под потолком, скрипучим деревянным столом и древней газовой плитой. После душа Алина чувствовала себя если и не заново родившейся, то уж точно обновленной, бодрой и с наслаждением пила горячий крепкий чай из большой кружки, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит Гронский, и отвлечься от мыслей о необходимости снова накраситься.
Новости у Гронского и в самом деле были важные.
Рано утром он позвонил своей знакомой из числа тех, кого знал еще с давних времен и кто до сих пор работал у Кардинала. Девушка была сотрудницей одного из информационных подразделений штаб-квартиры, обрадовалась его звонку, тем более неожиданному и приятному, что Гронский сразу сказал, что позвонил просто так, узнать как дела и пообщаться. Только, ой, сейчас она совсем не может говорить, потому что тут такая суета, столько людей прибыло отовсюду, и все так срочно. Гронский вежливо поинтересовался, что случилось, упомянув как бы невзначай, что как раз подумывает о том, чтобы вернуться на работу к Кардиналу, так, может быть, сейчас самое время?..
Через несколько минут он уже знал самое главное: намечается нечто настолько грандиозное, что ради этого прибыли