– Но у меня их так много!

– Тогда спроси первое, что придет в голову.

Я смотрю, смотрю на проклятый холм…

– Почему ты проклял всех, кто дотронулся до лисьего золота, а мне позволил забрать его из святилища безнаказанно? В том ли дело, что я не хотел присвоить его себе?

Он качает головой.

– Дело в том, что ты и так достаточно проклят.

Я смотрю, как он идет по болоту, уверенно переступая с кочки на кочку. Как обходит ловушки, как уклоняется от арбалетной стрелы, слегка подавшись вбок корпусом. Как другую стрелу он останавливает выставленной вперед раскрытой ладонью.

Я кричу ему в спину:

– Ты ведь выживешь там? Ты не можешь ведь умереть, рядовой Овчаренко?

Он молча уходит.

Я стою у болота и смотрю ему вслед, как смотрела мне вслед его кобыла Ромашка.

Я стою до тех пор, пока он не доходит до цели, пока гнойным нарывом не лопается проклятый холм, пока дерево на вершине не вспыхивает, как гигантский бикфордов шнур, пока в небо не ударяет столб оранжево-черного пламени.

Глава 22

Глава 22

Она бросается мне на шею и шепчет счастливо: – Ты пришел, пришел!.. Я так боялась, что не придешь!..

Я позволяю обнять себя, я обнимаю ее в ответ. И отстраняюсь:

– Лена, я не лечу. Прости меня, если сможешь.

Она закуривает. Губы ее дрожат. Отец Арсений подносит спичку к этой трясущейся у нее во рту сигарете.