Впрочем, в интересах полной прозрачности мне стоит недвусмысленно сказать, что приставка «по существу истинно и точно» касается не только неотъемлемой субъективности и предвзятости любых мемуаров как жанра. Правда в том, что и здесь, в этом документальном повествовании, есть легкие изменения и стратегические перестановки, и большая их часть развивалась в череде черновиков под влиянием редактора книги, порой попадавшего в очень щекотливое положение из-за необходимости балансировать литературные и журналистские приоритеты с одной стороны и юридические и корпоративные угрозы – с другой. Пожалуй, это все, что мне стоит об этом сказать. Есть, конечно, еще целая мучительная предыстория того, как юротдел одобрял три последних черновика рукописи. Но я вас от всего этого избавляю хотя бы потому, что сам этот взгляд на внутреннюю кухню идет вразрез с однообразным и микроскопически дотошным процессом одобрения и множеством мелких изменений и перестановок ради этих самых изменений, когда, например, отдельные лица отказывались подписать согласие на публикацию или когда одна компания среднего размера пригрозила иском в случае, если, несмотря на дисклеймер, мы упомянем ее настоящее название или узнаваемые подробности ее настоящей давней налоговой ситуации [22].
Впрочем, в конечном счете получилось намного меньше мелких изменений ради сокрытия личностей и хронологических перестановок, чем можно ожидать. Есть все-таки преимущество в том, чтобы ограничить мемуары конкретным временным интервалом (плюс соответствующими предысториями) в далеком, как нам всем теперь кажется, прошлом. Для начала, людей это уже меньше волнует. Я имею в виду людей в книге. Работникам юротдела издательства было куда проще собрать подписи на разрешения, чем прогнозировал юрист. Причины тут разные, но все же (как и втолковывали мы с моим адвокатом) очевидные. Из названных, описанных, а иногда даже возникавших в сознании так называемых «персонажей» «Бледного короля» большинство уже ушло из Службы. Из оставшихся кое-кто поднялся до таких уровней GS, когда они уже более-менее неуязвимы [23]. А еще из-за времени года, когда были предоставлены для ознакомления черновики книги, некоторые работники Службы, уверен, были так заняты и загружены, что даже толком не читали рукопись и, подождав достаточно, лишь бы казалось, будто они пристально изучили текст и, поразмыслив, подписали согласие – просто чтобы чувствовать, что одним делом стало меньше. Также кое-кому вроде бы польстила мысль, что кто-то обращал на них внимание и годы спустя вспомнил их вклад. Пара человек подписали, потому что остались моими личными друзьями; один из них – возможно, самый драгоценный и самый важный для меня друг. Кое-кто уже скончался. Двое, как оказалось, находятся в тюремном заключении, из них один – тот, на кого в жизни не подумаешь.