– Одинизуильямсов, – прошептал он осоловело, прежде чем провалиться в яму бушующего черного грома.

Очнулся он уже в другом месте; его переместили в тень и сменили повязку. Уильямс сидел рядом, попивая из жестяной кружки. То создание спало. Не оборачиваясь, Уильямс заговорил.

– Ты знаешь меня?

Раненый попытался ответить, но его горло забило пылью. После паузы Уильямс обернулся. Увидев потуги, налил в чашку воды и поднес к растрескавшимся губам Цунгали. Тот выпил и смыл паутину с голоса.

– Почему ты оставил мне жизнь? – просипел он.

– Я бы отстрелил тебе напрочь голову, но меня остановил он, – показал Уильямс на циклопа.

– Что он такое? – слабо спросил Цунгали.

– Измаил? Что-то из старого мира, что-то, чего никогда не существовало на самом деле. Он уникален.

Уильямс забрал чашку и наполнил заново, отпил и передал назад, снова всмотревшись в лицо Цунгали.

– А теперь о твоих словах, – его тон заострился до лезвия. – Как ты меня назвал?

– Я назвал тебя Одинизуильямсов. Ты знал меня, когда я был молод; эта винтовка принадлежала тебе, – он показал на жалкий остов переломленной Укулипсы. – Ты был избран выжить святой Ирринипесте, дочерью Былых, и я верю, что она изменила тебя навсегда.

Он договорил и слегка обмяк – страх и измор точили его силу.

Уильямс был совершенно неподвижен; казалось, он недоумевал.

– Если это правда, почему ты так старался меня убить?

– Я не знал, что ты – это ты, пока не стало поздно. Я работал на твоих старых хозяев; они считали тебя давно погибшим. Потом дошли вести, что ты вернешься из прибрежных земель. Они не хотели твоего возвращения. Не хотели, чтобы ты свободно разгуливал после стольких лет и заново разжигал старые огни.

Уильямс не мог сочетать слова с образами, но глубина его понимания принимала их за правду.

– Ты намерен завершить свое дело?

Цунгали устало покачал головой.

Уильямс встал и медленно подошел к Измаилу, которого разбудил их разговор. Его слух, спрятавшийся в постоянном звоне с тех пор, как над головой прогремел пистолет, почти вернулся.