– Пожалуйста, скажите ей, что это Измаил с ночи карнавала.

Теперь привратник окончательно уверился, что этой потрепанной фигуре с длинным грубым мешком и протертым рюкзаком здесь делать нечего.

– Госпожа Лор не сможет вам помочь, сэр. Подите прочь! Прочь!

Измаил снова попытался объясниться, но его слова только укрепили подозрительность.

– ПРОЧЬ! Нам попрошаек не надо, уже натерпелись от вашего брата!

Измаил бросил все попытки, забрал котомку и устало ушел.

– Что случилось, Гуипа? – окликнула с балкона Сирена.

– Ничего, мэм, просто очередной попрошайка.

– И звонил в дверь? – удивилась она растущему уровню наглости, который, видимо, вызывала нищета.

– Беспардонный мерзавец, заявлявший, будто знает вас, мэм.

– Правда? И чего еще ждать дальше?! – Она отвернулась и двинулась с балкона, но ее остановило что-то за пределами зрения. Она закрыла глаза и вернулась к перилам, почти опасаясь озвучить вопрос, просившийся на уста. – Гуипа – попрошайка назвался по имени?

– Да, мэм. Кажется, Измаил.

Измаил почти свернул за угол, когда услышал крики и чье-то быстрое приближение за спиной. Он остановился, чувствуя, что побег покажется признанием вины, и задрал плечи, ожидая, что на них падут неприятности. Он всего лишь позвонил в дверь и задал вопрос, но уже понимал, что в этом квартале и того должно быть довольно, чтобы поднять переполох. Он услышал, как останавливаются шаги, и приготовился.

– Измаил? – произнес нежнейший голос. – Измаил, это правда ты?

Сердце екнуло. Это был голос Совы, и она узнала его! Он медленно повернулся к своей надежде, робея в ее внезапном обществе, наполовину скрывая лицо волосами и неуверенностью. Она вперилась в его существование, яркие глаза читали и впитывали каждую деталь его таившихся черт.

– У тебя два глаза! – сказала она с изумлением. – Гертруда говорила, что только один.

– Вы знаете Гертруду?

– Она стала моей дражайшей подругой; я нашла ее, когда искала тебя.