Коул стоял чуть дальше, на коленях, скрученный Гидеоном, которому едва хватало сил удерживать его. Оставив на брате по меньшей мере дюжину синяков, ссадин и даже укусов, Коул едва дышал, забыв обо всем, о чем я просила. Его карие глаза казались черными, блестели, как те агаты, что держали мой ковен взаперти. Его рот, приоткрытый и изогнутый серпом, беззвучно молил остановиться – не то меня, не то Ферн. Набравшись смелости и повернувшись, я снисходительно улыбнулась ему, делая шаг вперед.
– Ты должен мне две коробочки китайской лапши.
Брови Коула поползли вверх, выдавая недоумение, но затем он замер, вспомнив, и его сопротивление ослабло.
«Каждая Верховная ведьма рождается при странных обстоятельствах. В нашем ковене ходила легенда, что, если Верховная родилась в мороз – она никогда не мерзнет, а если в воде – следовательно, не может утонуть. Правда, я не проверяла…»
– Ох, как долго, – закатила глаза Ферн, не выдержав. – Давай я все-таки помогу!
В тот же миг мои лодыжки налились тяжестью невидимых железных ядер, и что-то рывком дернуло меня вниз. Прогнившим доскам пирса это не понравилось: поросшие склизким пушистым мхом, они и так с трудом выдерживали мой вес. Под чарами доски прогнулись, разлетаясь в щепки.
Чей-то крик позади поднял ввысь стаю полусонных птиц.
Секунды падения будто длились целую вечность, а затем ледяное озеро гостеприимно приняло меня в объятия и выжгло из легких весь кислород. Обломки торчащих досок зацепились за одежду, царапая. Я потащила их вместе с собой на дно, стремительно утопая под тяжестью заклятия.
Шамплейн простиралось на сотню метров в глубину, а я все падала и падала, погружаясь в его недра под толщей воды. На поверхности танцевали лунные блики. Гладь напоминала слой прозрачного стекла – такое тонкое, хрупкое, но навсегда разделившее меня с остальным миром. Однако в тот миг, когда мои ступни коснулись дна, я вдруг испытала покой. Созерцая, как в непроглядной темноте, разгоняемой тусклым свечением моих пальцев, проплывает каскад мелких цихлид, я зарылась ногами в песок. И в тот момент запас воздуха иссяк: в груди нещадно запекло.
Пожалуйста, пусть легенда окажется правдой!
Легкие заполнились озером – и я стала его частью. Распираемые холодом, они нестерпимо ныли. Однако голова не кружилась, а тело не билось в агонии: лишь содрогнулось несколько раз, противясь давлению, растущему внутри вместе с магией моего рождения. Та была броней, делающей меня неуязвимой для излюбленной казни инквизиторов.
Я больше не тонула. Я дышала.
И, подогнув ноги так, чтобы удобно усесться на дне Шамплейн, я приставила к плечу руку, воображая скрипку. Те крупицы верховенства, что еще теплились во мне, как надежда, исчезли вместе с последним движением пальцев.