С тех пор как френология стала модной и в обществе заинтересовались изучением строения черепной коробки, моралисты принялись задавать каверзные вопросы. Они считали, что френология отказывает человеку в способности самому отвечать за свои действия.
Например, если человек родился с определенными выступами на черепе, выходит, он прирожденный преступник? В таком случае как мы можем его наказывать за то, что является для него врожденным, чего он просто не в силах изменить?
У меня сформировалась собственная френологическая теория: я считаю, что череп ребенка растет в четком соответствии с формированием его души, меняясь с каждым принятым серьезным решением. Если распознать на ранней стадии склонность человека к преступлению и помочь ему встать на путь истинный, то и душа его, и форма черепа изменятся.
Если бы мне удалось наставить на путь истинный эту девочку, Рут, на душе у меня стало бы намного спокойнее. Я даже могла бы описать свою теорию в письме мистеру Комбу – председателю Эдинбургского френологического общества. Представляю, как вытянулось бы лицо папы, узнай он, что теория его дочери, к которой он относился скептически и снисходительно, словно к детскому лепету, признана ученым с мировым именем.
Я припомнила то недоверие, с которым Рут отнеслась к моим словам о том, что я хожу по тюрьмам не для развлечения. Она отчасти права: у меня есть для этого и сугубо эгоистичные мотивы.
– Что плохого в том, что меня вдохновляет попытка привести грешницу к покаянию и наставить ее на путь истинный? Это будет полезно не только для подтверждения моей теории, но и для нее самой! – сказала я, глядя на Уилки.
Он посмотрел на меня своими блестящими глазками-бусинками и принялся весело чирикать.
Поднявшись с кровати, я подошла к своему трюмо и поправила прическу.
– Я буду и дальше посещать Рут Баттэрхэм, – сказала я своему отражению. – И пусть она кажется мне просто ужасной, а воспоминания о смерти мамы почти невыносимыми. Эти разговоры будут полезны для нас обеих. Ей я помогу осознать содеянное и покаяться, а она… даст мне возможность изучить ее череп. И не смотри на меня так! – пригрозила я Уилки, видя в зеркале, как он мечется по клетке. – Если моя теория подтвердится – представь, сколько жизней можно будет спасти!
Тишину нарушил гонг, возвестивший о том, что наступило время обеда. Вибрация от этого резкого звука прокатилась по всему дому, и я ощутила ее даже на своей коже. Уилки забился в самый угол клетки и нахохлился.
Он выглядел испуганным.
4. Рут
4. Рут
После того случая я перестала рассказывать, что происходит со мной в школе. Мама и так выглядела усталой и какой-то выцветшей, напоминающей поредевшую ткань. И я не хотела, чтобы эта ткань пошла дырами. Поэтому тщательно спрятала свое изорванное платье и сломанный корсет и никогда не показывала ей моих синяков и царапин. Каждое утро я торопливо сбегала по лестнице в своем помятом капоре, а вечером старалась как можно незаметнее проскользнуть в свою комнату, пряча обиду. Мама поднимала на меня свои усталые глаза, воспаленные от изнуряющего многочасового шитья, и спрашивала, как прошел день в школе.