— Мишель, Андрэ! — сказал я. — Ждите меня здесь. Миха, держи наготове шоколадку и молоко. Когда я выйду из палаты, мне будет очень хреново. Поэтому будешь меня реанимировать. Понял? Андрюхе не давай, как бы он не просил. Перебьется!
Мишка кивнул. Андрэ сначала слушал мои инструкции с открытым ртом, после последних слов сделал вид, что обиделся. Они сели на кушетку у медсестры за спиной, а я зашел в палату.
Надо же, Гревцов лежал на бывшем моём месте. Выглядел он… Ну, как может выглядеть человек, у которого рука и обе ноги в гипсе, другая рука в повязке с кровавыми пятнами? Да еще и непонятный корсет на грудной клетке. При всём этом запашок стоял в палате такой, что невольно начинались слезиться глаза: в разделочном цеху мясокомбината пахло приятней! Здесь же воняло отходами жизнедеятельности, кровью и еще чем-то кислым.
Что за корсет, я понял, взглянув на парня магическим зрением. Чуть выше поясницы у наташкиного братика был сломан позвоночник. Глаза у больного были закрыты, видимо, накачали его успокоительным да обезболивающим. Я вздохнул и привычно выпустил в пациента два конструкта — «айболит» и «хвост ящерицы». Организм парня их словно и не заметил. Привычно прибавляю силы в конструкты.
Переломы начинают сращиваться. Даже тот, что на другой руке под обычной повязкой. Оказалось, там открытый перелом причем со смещением. Ничего, его уже прооперировали. Правда, кровь всё еще продолжает сочиться.
Конструкты подействовали, а я принимаюсь за позвоночник, вливая живую' силу двумя ручейками выше и ниже поврежденного места. Процесс несложный, но муторный. Зато в магическом изображении видно, как сращиваются косточки, нервы и сосудики. Завораживающая картина, если бы еще не изматывал так сам процесс лечения.
К финалу я еле держался. Парень еще спал. Я не стал его будить. Сюрприз будет. Шатаясь словно пьяный, я встал со стула, направился к выходу из палаты. Не скажу, что процесс исцеления дался мне очень уж тяжело. Легче, чем, скажем, лечение Зинаиды Павловны или Дениса Устинова. Но, тем, не менее чувствовал я себя не очень. Держась рукой за спинку кровати, потом опираясь на стену, я добрёл да двери.
Прямо перед самым носом она резко распахнулась, и я лицом к лицу столкнулся с Натальей Михайловной.
— Ковалёв! Ты? — удивленно и почему-то гневно воскликнула она. — Какого…
Какого хрена, черта или еще кого-то там — она не договорила, с койки слабо, но внятно послышалось:
— Как же жрать охота… И в сортир! Есть кто-нибудь?
Я поспешно ретировался в коридор и в сторону, где меня ждали Андрей и Мишка. Андрюха подскочил ко мне, подхватил подмышки, помог присесть. Мишка сунул в руки развернутую плитку шоколада и открытую бутылку молока. Я откусил, прожевал, запил. Опять откусил, прожевал, сделал глоток молока. Пока я перекусывал, Мишка и Андрюха успели снять халаты и надеть куртки.